Выбрать главу

— Художник? Не смею так называть себя: я учусь и хочу им стать со временем, может быть, и стану. Я человек без средств, еду в Варшаву работать с небольшим запасом денег, без всякой поддержки, но с большой охотой.

Барин искоса взглянул на него.

— Может быть, я бы мог оказаться полезным? — сказал он. — Расскажите мне, пока дойдем до местечка, кто вы? Что думаете делать? Где учились?

— Могу ли я вас так затруднять?

— О, я люблю художников.

Это люблю было сказано таким тоном, как говорят: люблю собачек. Ян, несмотря на это, весь красный, начал рассказ, который слушавший барин прерывал странными шутками, не очень внимательно следя за ним. Иногда наивные признания вызывали его смех. Только при упоминании о Батрани и ученье у него он стал слушать внимательнее.

— Это вполне хороший художник, — сказал, — я знаю его картины; они дешево стоят, но знатоки их ценят. Вы имеете наверно с собой свою папку, работы, наброски? Может быть, покажете мне? Я остановился в каменном доме, весь вечер буду один… пожалуйста, заходите.

Ян, обрадованный этим случаем, предсказывающим ему неожиданные надежды, и полагая, что незнакомец принадлежит к знатному роду, поспешил явиться.

На столе был приготовлен чай и английский дорожный ужин из яиц, ветчины и сладостей, наскоро устроенный; на кушетке, покрытой ковром, сидел или, вернее, полулежал наш барин.

Не вставая с места и даже не приподнимаясь при входе Яна, он пригласил его к столу; но у того пропал аппетит, хотя он и проголодался. Его жгла надежда.

В этом ожидании, кое-как отвечая ничего не значащими словами, Ян провел больше часу. Наконец, прислуга убрала закуски, барин улегся поудобнее и попросил показать папку.

Работы Яна вызвали теперь гораздо большее удивление и похвалы, чем набросок, сделанный перед тем, на холме, быть может потому, что он несколько затронул самолюбие художника в незнакомце.

— Вы на превосходном пути! Будете художником, я вам говорю!! Здесь есть прекрасные головы; но надо ехать учиться дальше, чем в| Варшаву, надо побывать в Италии. Есть у вас знакомые в столице?

— Никого.

— Тогда могу отблагодарить вас за эскиз письмом к королевскому художнику Марцеллу Баччиарелли или к Смуглевичу, который собирается вернуться из Рима.

Ян подпрыгнул с таким восторгом, что поцеловал его руку.

— О, не за что благодарить! Если моя помощь пригодится, я буду счастлив, что дал стране знаменитого художника. Но вам предстоит еще дальний путь до Варшавы, а деньги? Скажите откровенно, сколько у вас денег?

Ян тихо шепнул, сколько взял с собой, а барин громко расхохотался.

— Простите, — сказал он, — я не мог удержаться; но разве это возможно?

— Это так.

— Я чувствую, что обязан продолжить дело, начатое моим родственником каштелянцем, и помочь вам немного. Вот двадцать дукатов, вы мне их вернете, когда сможете; завтра будет готово письмо.

Нельзя передать радость Яна, его восторг и благодарность, которые молодой благотворитель принял с равнодушной холодной вежливостью.

— Впрочем, — сказал он, покровительственно с ним прощаясь, — я сам вскоре думаю побывать в Варшаве. Вот мой постоянный адрес, — прибавил он, подавая карточку. — Кто знает, я или вы будем там раньше, хотя я возвращаюсь, а вы едете; ведь с небольшими деньгами, вероятно, будете очень медленно плестись. Письма и деньги никогда не могут быть лишними для вас.

Расставшись с новым покровителем, Ян сейчас же написал матери, послал ей часть денег и сообщил о счастливом случае, считая его поворотом к новой жизни, счастливой приметой успеха.

Ян в то время еще верил в это таинственное Провидение, с высоты обнимающее взором всех людей, питающее в их мыслях, облегчающее им путь и посылающее манну для тела и неожиданные утешения для души.

VI

Это была печальная и одновременно блестящая эпоха, когда наш Ян с бьющимся сердцем въезжал в столицу, так испорченную, так загрязненную всякого рода подлостью, продажностью, развратом, что, пожалуй, это больное состояние главного города яснее всего говорило о близком падении всей страны. Это равнодушие над краем пропасти, этот дьявольский танец разнузданных сластолюбцев, по одному падающих в пропасть, пьяных, безумцев, без будущего, были ужасным зрелищем, но потерянным для современников. Мало кто видел настоящее положение дел. Несколько человек с головой и сердцем боролось с тысячами людей без сердца, без головы, без характера, без малейшего чувства порядочности. Насколько редко встречаются в этой толпе благородные и прекрасные лица, настолько редко попадается и тип, который бы мог представить лучше испорченность, подлость и нравственную гниль, чем коронный подканцлер. Этот представитель толпы равнодушных, напивающихся на поминках, обкрадывающих катафалк, стаскивающих с умирающего последнее платье, последние драгоценности, ведущих торги с наследниками о богатом наследстве. О! Варшава справляла тогда по себе грандиозные поминки, но почти не было глаз, которые были бы в состоянии заметить печальные стороны этого явления. Всем было так приятно, хорошо, так мило забавлялись! Правда иногда среди смеха раздавался страшный голос, слышалось мрачное известие, но вскоре танец и скрипки заглушали эти звуки, похожие на гул, предшествующий землетрясению. Для юноши, впервые увидевшего столицу, это было ошеломляющее, ужасное зрелище: столько домов, столько людей, такая каша, столь громадная и разнообразная толпа, роскошь и нищета, разврат и покаяние, старость без стыда и детство без упрека, все перемешалось, сбилось в кучу, в одну громадную массу созданий, соединенных тысячью интересов, связанных взаимными потребностями и страстями. Холодно стало Яну, въезжавшему в столицу на бедной поцарапанной бричке, когда подумал: "Что я тут предприму? Как здесь выделиться среди столь многих? Как сделать, чтоб меня узнали, как добраться?"