XII
Как Твардовский вызывал тень королевы Варвары
Через три дня, которые Твардовский выпросил на размышление, вечером, брякнула у дверей железная щеколда, и в комнаты вошел королевский посланец. Твардовский подошел к нему.
— Какой ответ должен я принести королевской милости? — начал придворный после обычного приветствия.
— Желание его может быть исполнено, — отвечал Твардовский, — только не иначе как на условиях, которые непременно должен принять король.
— Уверен заранее, что король согласится на самые тяжелые условия, если только они будут приличны его высокому сану. Король так горячо любил свою супругу, что решился на все, лишь бы увидеть хоть на минуту тень ее.
— Первое мое условие — чтоб король в минуту появления тени не пытался приближаться к ней, не говорил бы ни слова, не сходил бы с места. Второе — чтоб при вызове тени не было никого, кроме меня, короля и вас. Третье — чтоб король вместо всякой награды помиловал осужденного на смерть преступника.
— Могу поручиться, — отвечал удивленный требованиями Твардовского придворный, — что все эти условия будут королем исполнены. Что же касается до награды, то я советовал бы вам не пренебрегать ею: тут можно много выиграть. Подумайте хорошенько; не пожелаете ли еще чего-нибудь?
Удивленный придворный поспешил к королю с радостной вестью и скоро возвратился объявить Твардовскому, что король соглашается на все условия и просит его явиться к нему во дворец. Гордый своим бескорыстием, Твардовский сбирался недолго. Он знал, что нетерпеливый король не будет откладывать до другого времени исполнение своего замысла. Твардовский взял волшебный жезл, свиток пергамента, книгу, какой-то ящичек, завернулся в широкий плащ и вышел вместе с придворным.
Они шли молча. Была уже поздняя ночь; гонимые осенним ветром тучи волоклись по небу; ветер гудел в узких опустелых улицах Кракова. Не было видно ни зги. Изредка доходили до слуха путников вой собак или отрывочные голоса пьяниц, гулявших в корчмах, несмотря на позднюю пору. Порой раздавалось по улице бряцанье сабли, которое тотчас же заглушал лай собак, и потом опять наступала тишь, — и опять гудел один ветер. Надо было хорошо знать Краков, чтоб не заблудиться в нем в позднюю пору и темную осеннюю ночь. Наши путники, должно быть, знали его хорошо, потому что шли уверенно по узким и кривым улицам, поворачивая то вправо, то влево, замечая дорогу по разным приметам, по домам, оградам костельным и колокольням, пока наконец не подошли к королевскому замку.
Они вошли в калитку, ключ от которой был у придворного. Потом им надо было пройти маленьким двором, откуда через длинную галерею с тонкими готическими колоннами и несколько коридоров они скоро достигли королевской половины. На крыльце не было никого. Кругом царствовали темнота и мертвая тишь, и только в отдалении, в одном из окон замка, за красною занавескою, мелькал огонек. Путники опять по лестнице вошли в коридор, где их встретил королевский дворецкий и проводил до самых королевских покоев. Комната, в которую он привел их, не отличалась особенным убранством. Это была караульня. Около стен стояли дубовые лавки, посередине — большой дубовый стол, в углу высилась огромная печка с голландскими изразцами. Большие окна с оправленными в олово стеклами шли по одному боку. На потолке виднелись огромные балки с резными украшениями. Комната освещена была двумя витыми желтыми свечками, вставленными в огромные медные подсвечники, над мисками с водою. На каменном и холодном полу лежали в разных местах, завернувшись в плащи, королевские коморники и юргельтники. Одни из них спали на подостланных кожах, другие просто на связках соломы. Подле каждого лежали сабля и распущенный пояс. У дверей, прислонившись к стене, стоял вооруженный с головы до ног часовой. В эту-то дверь вошел Твардовский со своим спутником. Не успели они войти в нее, как несколько голов приподнялись с постелей и вслед затем раздалось отовсюду:
— Кто там? Кто идет?
— Тс! — отозвался придворный, прикладывая палец к губам и указывая с таинственным видом на входившего вслед за ним Твардовского. Дворяне (это были они) тотчас умолкли. Многие из них, опершись на локтях, с любопытством осматривали Твардовского, перешептываясь между собой с насмешливым видом, как это всегда случается между придворными. Никто из них не видал Твардовского, и они напрасно терялись в догадках, зачем бы мог требовать король в такую позднюю пору незнакомое им лицо. Между тем дворецкий, который ввел Твардовского, сказал ему, что пойдет к королю доложить об его приходе, и указал на лавку. Твардовский сел.