И в зеркало если гляжу я
В дому опустелом вдовца,
Я вижу ее как живую,
И рад бы глядеть без конца.
Но чуть обернулся — хоть тресни:
Исчезнет — и не видна!
Опять гляжу в мои песни:
Так вот она, вот же она!
А песни пишу все душевней,
Пишу по-своему их,
Для прибыли ежедневной
Моих критиканов лихих.
Те песни — ее приметы,
В них образ ее заключен,
Гирляндами роз одетый,
Написан по золоту он.
«Что за ласковая сила…»
Зулейка
Что за ласковая сила
В стройном лепете твоем!
Песня, ты мне подтвердила,
Что себя нашла я в нем.
Что, меня не забывая,
Мне, живущей для него,
Шлет он из чужого края
Чувств и мыслей колдовство.
Но и ты мне в сердце, кстати,
Друг, как в зеркало гляди:
Поцелуями — печати
Кто мне ставил на груди!
Это — Правда без притворства
И Поэзии полет.
Не Любви ли чудотворство
В ритмах сладостных поет!
«Александр был зеркалом Вселенной…»
Александр был зеркалом Вселенной —
Так! Но что же отразилось в нем? —
Он, смешавший в общей массе пленной
Сто народов под одним ярмом.
О чужом не мысля, не тоскуя,
Пой свое, собою будь горда.
Помни, что живу я, что люблю я;
Твой везде и навсегда.
«Прекрасен мир во всех его обмерах…»
Прекрасен мир во всех его обмерах,
Особенно прекрасен мир поэта,
Где на страницах пестрых, белых, серых
Всегда горит живой источник света.
Все мило мне: о, если б вечным было!
Сквозь грань любви мне все навеки мило.
«В тысяче форм ты можешь притаиться…»
В тысяче форм ты можешь притаиться,—
Я, Вселюбимая, прозрю тебя,
Иль под волшебным покрывалом скрыться,
Всевездесущая, прозрю тебя.
В чистейшем юном росте кипариса,
Вседивновзросшая, прозрю тебя,
Живой волной канала заструися,—
Вселасковая, в ней прозрю тебя.
Фонтан ли ввысь возносится, красуясь,—
Всерезвая, и в нем я зрю тебя;
Меняет образ облак, образуясь,—
Всеразноликая, я зрю тебя.
Ковер лугов, и он тебе порукой,
Всепестрозвездная, в нем зрю тебя,
И если вьется плющ тысячерукий, —
О Всесвязующая, зрю тебя.
Лишь над горами утро загорится,—
Вседобрая, приветствую тебя.
Коль небо чисто надо мной круглится,—
Всесердцеширящая, пью тебя.
Весь опыт чувств, и внутренних и внешних,
О Всеучительная, — чрез тебя.
Аллаху дам ли сто имен нездешних,
Звучит за каждым имя — для тебя.
КНИГА ЧАШНИКА. САКИ-НАМЕ
«И я там был, где сиживал любой…»
И я там был, где сиживал любой,
Со всеми вместе и с самим собой.
Они кричали, напивались всклень
Или молчали — как пришелся день.
А я сидел с мозгами набекрень
И думал о любимой: как она?
Не знаю, что с ней, знаю, что со мной,
Ведь есть душа, которая верна
Лишь той, что мучит, только ей одной.
Где грифель, где бумага из бумаг —
Сказать: так это было, только так!
«Сижу один…»
Сижу один,
Сам себе господин.
Вино тяну,
Хорошо одному.
Ни мне, ни я никому не мешаю,
Сижу — и о своем размышляю.
«Мулей, по слухам, на руку нечист…»
Мулей, по слухам, на руку нечист,
А пишет чище трезвого: артист.