Сердцем почти успокоясь, аптекарь уселся в коляску,
С краю, однако, — готовый при первой опасности спрыгнуть,
И жеребцы полетели домой, соскучась по стойлу.
Клубы удушливой пыли вставали над мчащейся парой.
Юноша долго стоял и смотрел, как она подымалась,
Как тяжело оседала… Растерянный, долго стоял он.
ЭРАТО
ДОРОТЕЯ
Словно скиталец какой, заглядевшийся неосторожно
На золотистое солнце пред тем, как оно закатилось,—
После в темной листве и на хмурых склонах утесов
Видит его сверканье, и всюду, куда он ни глянет,
Пляшет оно перед ним в ослепительной роскоши красок,—
Герман смотрел, и казалось влюбленному — образ чудесный,
Словно живой возникая, плывет по тропе меж хлебами.
Он, от себя гоня наважденье, решил обернуться,
Бросил взгляд на село и вздрогнул — сон продолжался:
Шла и оттуда навстречу прекрасная девушка. Герман
Впился в нее глазами, но призрак не таял. И вправду,
Это была она. С кувшинами — бо́льшим и меньшим
В каждой руке — торопливо она приближалась к колодцу.
К девушке весело он поспешил, и при виде любимой
Силы вернулись к нему, и промолвил он ей, удивленный:
«Вот и опять довелось мне с тобой повстречаться, готовой
Людям полезною быть и в несчастьях служить утешеньем.
Видимо, только ты и решилась идти так далеко
По воду! Ведь остальным и в деревне хватило колодцев,
Но, разумеется, здесь и свежее вода, и приятней;
Верно, она для больной, о которой полна ты заботой».
Девушка тотчас ему отвечала с улыбкою милой:
«Вот мне уже и награда за длинную эту дорогу.
Здесь я встречаю того, кто пришел нам на помощь столь щедро,
Видеть даятеля так же отрадно, как видеть даянье.
Доброго встретить приятно, как доброе дело увидеть.
Что же, пойдемте, взгляните, кому приношенья достались,
И благодарностью кроткой страдальцев вы умилитесь.
Если ж хотите знать, почему воды захотелось
Именно здесь мне добыть, где источник свеж и прозрачен,
Вам я ответить готова: неосмотрительно люди
Гнали коней и волов через речку, что вмиг замутили
Воду, которую брать деревенские жители ходят,
Стиркою да и мытьем загрязнили пришельцы тотчас же
Все, что имелись в деревне, колодцы и все, что в округе.
Каждому только свое на уме, и с насущной заботой
Он развязаться спешит, о других не мысля нисколько».
Так рассуждала она, со своим провожатым спускаясь
Вниз по широким ступеням. На узкую стенку колодца
Рядышком сели они. Чтоб воды зачерпнуть, наклонилась
Девушка. Так же и Герман чрез край перегнулся колодца.
В зеркале чистом воды, где лазурь небес отражалась,
Отображенья их, колыхаясь, кивали друг другу.
«Дай мне водицы глоток», — он сказал, преисполнен отрадой.
Девушка воду ему подала. Опершись на кувшины,
Сидя, они отдыхали, и беженка друга спросила:
«Как же ты здесь очутился? Один, без коней и коляски,
Так далеко от дороги, где встретились мы? Что случилось?»
Наземь глаза опустил, призадумавшись, Герман, но тут же
Взор на нее перевел дружелюбный, и стало спокойней
И на душе, и на сердце. Но все ж о любви не под силу
Было ему говорить. Не любовью, а разумом светлым
Искрился девичий взор и не к чувствам взывал, а к рассудку,
И, совладав с собой, он ответил ей чистосердечно:
«Высказаться дозволь, и вопросы твои разрешатся.
Из-за тебя и пришел я. Зачем мне таиться напрасно?
Я в постоянном довольстве живу при родителях милых,
Ревностно им помогаю за домом следить, за хозяйством,
Я ведь единственный сын, и забот у нас полные руки.
Мне полевые работы поручены, батюшка в доме
Первый хозяин, а мать все усердьем своим оживляет.
Впрочем, сама ты, наверно, могла убедиться, что слуги
Пустоголовы, ленивы, всегда досаждают хозяйке;
Вечно меняй их, как будто ошибкой исправишь ошибку.
То-то давненько мать помощницу ждет, да такую,
Чтоб, не спустя рукава услужая, а сердцем радея,
Стала бы дочерью вместо утраченной в прежние годы,
И, увидав тебя, я приметил веселую бойкость,
Ловкость в каждом движенье, здоровье, крепкие руки,
Речью разумной твоей насладился, и, всем восхищенный,
Дома родителям добрым при наших друзьях чужестранку
Я расхвалил по заслугам. Они ж, я затем и явился,
Мыслят со мной заодно… Прости за нескладные речи…».
«Можете их, не робея, продолжить, — она отвечала,—
Не обижаюсь нисколько, напротив, — еще благодарна.
Прямо так и скажите, ничуть я на то не обижусь:
Девушку ищете вы в услуженье к родителям вашим,
Чтобы в домашней работе и в поле им пособляла.
Вот и сочли, что я подходящей служанкою буду,
Так как приветлива нравом, вынослива и расторопна.
Попросту все вы сказали, и попросту вам я отвечу:
Да, я за вами пойду, так судьбой мне назначено, видно,
Долг мой исполнен, затем, что роженицу я возвратила
Близким ее и друзьям, к их довольству и радости общей.
Часть их уже отыскалась, отыщутся и остальные.
Всяк помышляет уже о дороге обратной, ведь этим
Тешить себя привык на чужбине каждый скиталец.
Я ж не хочу обольщаться надеждой обманчивой, зная,
Что за печальными днями такие же дни я увижу.
Узы судеб теперь расторглись, и кто же их снова
Свяжет, кроме нужды, неизбежно стоящей пред всеми.
Если бюргер достойный мне хлеб предлагает и в доме
Есть у него и хозяйка достойная, — что ж, я согласна:
Девушку-беженку разве оставит иначе злословье?
Да, я за вами пойду, но сначала вернусь я в деревню,
Воду друзьям отнесу и приму их благословенье.
Вместе к ним и пойдем, и они уж меня отдадут вам».
Радостно юноша встретил решение девушки доброй.
Но колебался, не лучше ль ей сразу же правду поведать.
Все же разумней — подумал — оставить ее в заблужденье,
В дом поначалу ввести, а там в любви и признаться.
И, золотое кольцо на руке у нее он увидев,
Ей говорить предоставил, вникая в каждое слово.
«Что ж, — проронила беглянка, — пойдемте. Молва осуждает
Девушек, что понапрасну так долго торчат у колодца.
Впрочем, приятно порой поболтать над журчащей водою…»
Встали они, и тут заглянуть потянуло их снова
В темную глубь водоема, и сладостный трепет объял их.
Девушка, словно очнувшись, схватила кувшины и молча
Вверх по ступеням пошла, и последовал Герман за нею.
Ношу ее разделить он хотел, но она отвечала:
«Тяжести легче нести, между ними храня равновесье.
Тот же, кто будет мне вскоре приказывать, вовсе не должен
Сам услужать. Ни к чему эти строгие взоры, как будто
Участь моя не видна мне. Всё женщине быть в услуженье;
Лишь услужая, она добивается в доме влиянья
И полноправной хозяйкой становится в нем постепенно.
Брату служит сестра, как служила родителям прежде,
Вечно она в суете: то туда, то сюда лишь и знает
Только подать, принести, да вдобавок сготовить иль сделать.
Благо, коль навык есть, с ним короче любая дорога,
Длинная ночь приходит короткому дню на подмогу,
Да и работа тогда не неволит, иголка не колет,
Ты, о себе забывая, всецело живешь для домашних!
Будущей матери все добродетели эти потребны
В час, как младенец разбудит и станет с больной, неокрепшей
Требовать пищи, к страданьям еще прибавляя заботы.
Тяготы эти и двадцать мужчин сообща не осилят,
Да и осиливать им ни к чему. Благодарность была бы!»