Но здесь произошла странная вещь. Вся воздушная флотилия повернула за своим флагманом и полетела назад.
– Побежали! Побежали! – закричал Кленов. Из репродуктора послышалось:
«Враг в составе шестисот машин уходит!»
Несколько минут все молчали. Потом голос в репродукторе сказал:
«Враг сбрасывает груз бомб на наши города. Есть жертвы».
– Гады! – скрипнул зубами министр.
На втором экране седого пилота вывезли на середину комнаты.
– Товарищи, – сказал он, – сейчас мы с вами подробно разберем сегодняшнюю операцию.
Министр многозначительно взглянул на Кленова и выключил второй экран.
На первом экране не оставалось больше самолетов: он был пуст.
– Бежали! – сказал министр и улыбнулся. – Героев наших не выдержали. Люди страшнее машин оказались.
Кадасима встал и, не глядя на министра, подошел к Кленову.
– Иван Алексеевич, могу я просить вас об одолжении выйти со мной на улицу лишь на одну минуту…
Кленов пожал плечами:
– Извольте, я могу.
Едва вышли они на воздух, как неприятный песчаный ветер ударил их.
Кадасима шел понуро, ни на что не глядя.
– Вот, господин Кадасима, осмелюсь обратить ваше внимание. Это должно укрепить в вас надежду. Вот электрическая пушка сверхдальнего боя. Весь ствол ее представляет собой два полюса магнита, между которыми создается сильнейшее магнитное поле. Все получается как в моторе постоянного тока. Через снаряд из наших аккумуляторов пропускается громадной силы электрический ток. Он взаимодействует с магнитным полем. Каждый знает, что магнитное поле не терпит присутствия электрического тока, который искажает его, поэтому оно с колоссальной силой выталкивает снаряд с током прочь. Начальная скорость, обретаемая снарядом, достаточна, чтобы перебросить его через два океана. М-да!.. Позвольте, господин Кадасима… Я осмелюсь выразить опасение, что вы не слушаете меня.
– Да, я не слушаю вас, господин Кленов, хотя в другое время я заплатил бы вам за эти сведения немалые деньги. Сейчас у меня с вами иной разговор. Моя ставка проиграна. Как истый японец, я должен уйти из жизни и ждать другого перевоплощения. Но я должен выполнить это согласно всем нашим обычаям.
– М-да!.. Хорошо ли я вас понимаю?
– Я уничтожен, я не нужен никому… Нет никого, кто внял бы последней моей мольбе. Я должен умереть!
– М-да!.. – сказал Кленов и растопырил локти.
В этот момент мимо прошел бывший полковник, а ныне майор Молния. Профессор вежливо поздоровался с ним.
– Я должен умереть, Иван Алексеевич! Но у нас существуют традиции, которые я не могу переступить! У меня есть в мире только один человек, на дружбу которого осмеливаюсь я рассчитывать. И этот человек вы, Иван Алексеевич.
– Я? М-да!.. – удивился Кленов.
– Да, вы. Вы единственный человек, который может и должен оказать мне последнюю услугу.
– Услугу? М-да!.. Пожалуйста, что могу… Извольте!
– О, я знал это! Я не мог сомневаться. Мы связаны кровью, пусть случайно не пролитой, но все же кровью!..
– М-да.!. М-да!.. – сразу рассердился Кленов. Японец выхватил кинжал. Профессор в испуге попятился.
– Не бойтесь! Это священный вакасатси. Я ношу его с собой как защиту от всех жизненных невзгод. У японского дворянина из жизни есть только одна дверь, на пороге которой лежит этот кинжал.
– М-да!.. Но я не вполне понимаю…
– В древней стране Ямато есть священный обычай сеппуку, или харакири… Этим кинжалом японец взрезает себе живот, а друг его, выполняя роль кайтсакн, должен отрубить ему в этот момент голову. Я привез для этого саблю… Иван Алексеевич, об этой дружеской последней услуге я прошу вас!
– Что? – в испуге закричал Кленов, отскакивая от японца и хватаясь за сердце.
Лицо старого японца исказилось от внутреннего страдания.
– Я не могу уйти из жизни иначе. Поэтому я прошу, я умоляю вас, профессор: отрубите мне голову, когда я вспорю себе живот!
– М-да!.. Но, позвольте… ведь я же не умею рубить головы…
Японец упал на колени и, держа в одной руке кинжал, другой хватался за полы пальто профессора. К ним подошел секретарь министра:
– Василий Климентьевич просит вас на испытание, профессор. Сейчас будет произведен эксперимент выстрела. Всем остальным предлагается скрыться за прикрытия.
– М-да!.. Я сейчас, сейчас… – растерянно говорил профессор, глядя на распростертого на песке японца.
Секретарь остался с хнычущим японцем, а Кленов зашагал прочь. Два раза он сердито обернулся.
– Мы ждем вас, – сказал министр, увидев Кленова.
– М-да!.. Понимаете, задержался… Какие-то совершенно необыкновенные предложения… Никогда в жизни не слышал ничего подобного! – Руки профессора тряслись.
– Товарищ майор!
– Есть!
– Все ли готово?
– Есть все готово.
– Ваши координаты?
– Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре.
– Так. Подождите. – Министр полез в карман гимнастерки и вынул маленькую записную книжку. – Я, друзья, на досуге прежде астрономией и математикой занимался. Вот и решил траекторию подсчитать… Подождите, посмотрю, что у меня получилось. Так…
Молния удивленно смотрел на министра.
Молния, еще в бытность свою полковником, написал классический труд о сверхдальней стрельбе. Ему он и был обязан тем, что, отстраненный от руководства строительством, он все же остался при батарее сверхдальнего боя, чтобы произвести залп. Все подсчеты были сделаны им на основе этого труда. И вот Василий Климентьевич неожиданно сомневается теперь даже в правильности его расчетов. Но Молния не повел и бровью. Он умел сносить невзгоды, понимая, какому делу служит.
– Триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть? – спросил Василий Климентьевич, суетливо и застенчиво перелистывая книжку.
– Нет, триста сорок семь и девятьсот восемьдесят четыре, – твердо сказал Молния.
Министр нашел нужную страницу, голос его сразу стал, как и прежде, уверенным:
– А по-моему, девятьсот восемьдесят шесть. Я учел некоторые дополнительные моменты притяжения космических тел. Знаете задачу о трех телах?
– Разве вам удалось решить эту задачу? – удивился Молния.
– В общем виде нет. Но методом постепенного приближения подсчитать конкретный случай можно.
Молния пожал плечами.
– Прежде вам пришлось бы только один случай подсчитывать несколько лет.
– Вы правы. Но в каш электронный век это делает электронно-вычислительная машина. Это оказалось даже легче, чем переводить с одного языка на другой, играть в шахматы, точно определять по миллиону данных прогноз погоды, она может решить и наш случай.
– Вы правы, – сказал Молния. – Без электронных машин не обойтись.
– Все дело в программе вычислений. В моем случае машина получила цифры: триста сорок семь и девятьсот восемьдесят шесть.
– Я могу изменить прицел. Промах не играет сейчас роли.
Василий Климентьевич нахмурился.
– Сейчас, может быть, и не играет. Но мы с вами ведь собирались взорвать остров Аренида. Точность прицела решает в таком случае все.
– Какие будут приказания? – сухо спросил Молния.
– Что ж, проверим? Тогда, товарищ майор, будьте любезны изменить прицел.
С безразличным видом Молния подошел к аппарату и отдал распоряжение.
Пока ждали сигнала готовности, все молчали.
Кленов, растопырив локти, хмуро смотрел в пол. Наконец сигнальная доска засветилась. Министр взглянул на Молнию.
– Огонь!
– Есть огонь! – Молния нажал кнопку. Задрожали стены. Пол под ногами заколебался.
За окном взметнулись тучи песка.
Министр указал глазами на экран.
В первое мгновение ничего нельзя было разглядеть. Потом стала отчетливо вырисовываться Земля, словно видимая с громадной высоты. С непостижимой быстротой она сначала превратилась в вогнутую чашу, с одного конца которой виднелось море. Потом чаша эта, постепенно поворачиваясь и удаляясь, стала закругляться с краев, превращаясь в шар.