Тросс покосился на окно, за которым еще виднелась заря.
– «В сто тысяч солнц закат пылал…» – загадочно сказал он.
Глава IV. Парад истребления
Морису Бенуа, генералу в отставке, было приятно, что в военком министерстве вспомнили о нем и в качестве военного эксперта на этот своеобразный съезд послали именно его.
Похожий на огромное насекомое геликоптер, который взял пассажира прямо из центральной части Парижа, начал снижаться.
Два самолета – один оранжевый, с коротенькими, похожими на перышки крыльями, другой черный, с крыльями, отогнутыми назад, как у падающей вниз птицы, – опустились на тот же аэродром.
Вскоре все три машины стояли на ровном бетонированном поле.
Морис Бенуа сошел на землю и с удовольствием вдохнул воздух, приносящий запах моря. Ветер всегда продувает Ютландию от моря до моря.
От черного самолета к нему направлялась стройная фигура военного.
– Ба, мистер Уитсли! – воскликнул Бенуа. – Это начинает походить на совпадение. Не в первый раз нам приходится встречаться за одним столом!
С улыбкой шел он навстречу человеку с бритым, несколько надменным лицом, оставляющим загадкой возраст его обладателя.
– Не находите ли вы знаменательным, сэр, – заговорил Бенуа, – что все приглашенные гости выбраны из числа лиц, находящихся в отставке?
Полковник Уитсли холодно усмехнулся:
– Очевидно, этих лиц считают наиболее весомыми. Во всяком случае, они выбраны не только из представителей Запада. – И он указал глазами на двух проходивших мимо людей.
Один из них был глубокий старик с длинной седой бородой. Он казался особенно низеньким по сравнению со своим спутником-гигантом, гордо закинувшим светловолосую седеющую голову.
– Японец, – сказал Уитсли.
– А с ним генерал Копф, – улыбнулся Бенуа. – Я вижу, что отставка отнюдь не повлияла на его привычки. Он по-прежнему украшает свою грудь всеми орденами, какие могут на ней уместиться, а остальные в специальной коробочке носит за ним адъютант.
Японец и немец холодно раскланялись с французом и англичанином.
– Однако чем угостит нас сегодня гостеприимный хозяин? – продолжал болтать Бенуа, направляясь к ожидающему их автомобилю. – Я чувствую, что события переходят в новую фазу. Ведь все эти годы, несмотря на мирные декларации правительств, военные концерны продолжали напряженно работать. И теперь им необходимо организовать хорошенькую войну или начать все сначала.
– То есть как сначала? – удивился англичанин.
– Продукция требует сбыта. Подозреваю, что сегодня мы убедимся в устарелости всего существующего вооружения. Оно подобно прошлогодней парижской моде. И придется нам с вами, как парижским красоткам, прививать новую моду на шляпки для танков и шлейфы газов… Кстати, любопытно, что датское правительство разрешило парад продукции нашего хозяина, как смотр живых моделей в парижском ателье. Впрочем, чем это не обычное рекламное мероприятие? Наш владетельный хозяин покажет собственные машины на собственной земле вблизи собственного замка.
Выехав с аэродрома, автомобили один за другим помчались по великолепной автостраде, похожей на застывшую бетонную реку.
– Это ведь тоже образец продукции нашего хозяина, – указал Бенуа на автостраду. – В его универсальном магазине есть все для войны!
Автострада кончилась. Бетонный ледник оборвался, повиснув острыми краями излома над железкой эстакадой.
– Вот и парад-плац! – сказал Бенуа.
На холме, около которого остановились автомобили, было уже много людей.
Старый японец и поблескивающий орденами генерал Копф стояли возле лысого, сухого старика в гетрах на тонких ногах.
Уитсли и Бенуа смешались с толпой военных экспертов, прибывших из многих стран мира.
– Джентльмены! – обратился к собравшимся лысый старик. – В сердце каждого живет любовь друг к другу и стремление к миру. Война – величайшее бедствие человечества. Она ненавистна людям. Но люди беспечны и наивны. Отравленные злокозненной пропагандой мира, они пугливо и неразумно отдают свои сердца и подписи, чем отнимают у нас наступательный щит атомного оружия, заставляя искать ему замену. Во имя заботы о слабых и ослепленных я продемонстрирую вам скромные достижения моей фирмы, которые помогут людям жить в мире и согласии без соседства с ненавистной системой, сеющей страх и подрывающей цивилизацию. Люди должны избавиться от вечных опасений и завоевать вечный мир на единообразной и цивилизованной земле! Да исполнится эта светлая мечта!
Лысый старик протянул руку.
И тотчас началась страшная канонада. Плац-парад приветствовал своих гостей артиллерийской пальбой с плотностью огня, встречавшейся во вторую мировую войну разве что под Берлином.
Снаряды взрывались на небольшом, хорошо видимом отсюда участке около автострады. В небо взлетели горы земли. Воздух стал серым и непрозрачным. Черные ямы фантастической пахоты приближались к автостраде. Еще секунда – и в небо полетели глыбы бетона, скомканные куски железа. Снаряды с неумолимой последовательностью, подобно подаче суппорта на токарном станке, ложились один подле другого. Через десять минут километра автострады больше не существовало. Военные переглянулись.
– Каково, ваше превосходительство? – обратился к бородатому японцу генерал Копф.
Старик спокойно перевел взгляд с остатков автострады на «золотую» грудь собеседника и ничего не сказал.
Канонада смолкла. И сразу зашумело в голове, зазвенело в ушах, словно воздух стал разреженным, как на высокой горе. Плац-парад представлял собой пересеченную местность, зажатую между холмами, окаймленную лесом, за которым протекала река.
В долине, за ближним бугром, появилась артиллерия. Сначала ручная – ствол за плечом у проходивших солдат, потом на мотоциклах – полупушки, полупулеметы, наконец, орудия с собственными моторами, делающие до двадцати выстрелов в минуту и до ста двадцати километров в час по автостраде. Они пронеслись по холмам и скрылись в лесу так быстро, что глаз не успел рассмотреть их непривычные очертания.
Люди на холме вооружились фотоэлектрическими биноклями, в которых крохотное изображение превращалось в поток летящих электронов, вызывающих в окуляре изображение, увеличенное в сотни раз.
Внезапно весь склон отдаленного холма двинулся вниз. Это спускалась тяжелая артиллерия, окрашенная в маскировочные цвета. Гусеничные гиганты тащили за собой гусеничные платформы с тяжелыми орудиями. Медленно продефилировали они перед холмом.
– Снаряды могут быть и атомными, – сказал владелец всей демонстрируемой техники уничтожения.
Прошло еще больше получаса, а артиллерия все шла и шла. Проезжали мимо заносчивые минометы, красные огнеметы, курносые газометы. Наконец последние из них скрылись в лесу.
Показались пять самодвижущихся сорокаметровых платформ, закрытых брезентом.
Копф снова обратился к японцу:
– Это славное потомство знаменитых крупповских «Берт», ваше превосходительство. Начальная скорость– тысяча шестьсот метров в секунду. Выстрел происходит последовательно три раза: один раз на земле и два раза в воздухе.
Японец глядел на говорящего без всякого выражения.
– После первого выстрела, – продолжал с удовольствием генерал, – из дула орудия выбрасывается целая пушка, которая уже в воздухе производит второй выстрел. Ствол ее падает на землю, а снаряд отправляется в стратосферу. На границе стратосферы происходит третий, и последний, выстрел. Дальше атомный снаряд полетит, ваше превосходительство, в соответствии с вашими симпатиями! – Выпуклая грудь заколыхалась, а медали весело зазвенели.
Старик принял все это как должное и ничего не сказал.
По полю ехала теперь зенитная артиллерия. Можно было подумать, что верхоглядные пушки, установленные на странных паучьих лапах, играют здесь чуть ли не последнюю роль. Они тонули среди машин с прожекторами, звукосветолучеуловителями, синхронизаторами, автоматическими наводчиками, постами управления и десятками других непонятных механизмов и приспособлений. Все это предназначалось для того, чтобы увидеть, услышать, учуять, потом указать, прицелиться и направить.