Я дам вашим правительствам все виденные вами вчера вооружения. Но, кроме этого, для священного похода против мировой заразы взамен стального оружия, которое опасно, так как солдаты могут применять его по своему усмотрению, я дам вам движущиеся стены огня, и они огненной метлой выметут все зараженные пространства. В дальнейшем эти дезинфицированные и освобожденные области будут заселены новыми людьми, необходимыми для обеспечения деятельности предприятий, создание которых возьмет на себя наряду с вашими правительствами мой концерн. Я согласен на равных правах с передовыми странами нести все тяготы и расходы по освоению освобождаемых земель.
В ближайшее время мне будут доставлены новые запасы фиолетового газа, достаточные для окружения владений коммунизма сплошной огненно-фиолетовой стеной…
Эксперты испуганно смотрели на автора страшного плана «огненной метлы», стремящегося создать сбыт своей продукции. А он продолжал:
– Я понимаю, что вы не правительства своих стран. Вы только военные эксперты! Но через вас хочу я передать политическим руководителям ваших стран свой призыв к забвению споров между собой, к отказу от политики умиротворения, к священной войне против коммунистов – губителей частной собственности и цивилизации! В моих руках наука, которая может отныне повелевать миром. Я играю в открытую, джентльмены, я показал вам свои товары, которые правительства могут приобрести, руководствуясь величайшими гуманными целями спасения человечества. Мало этого: я указал вам неисчерпаемую область их применения.
Я предлагаю тост, джентльмены, за тот факел, который выжжет язву коммунизма на нашей планете, тост за соединение наших идущих с востока и запада огненных стен на Урале, тост за очищение от продуктов горения органических и неорганических тел вновь освобождаемых земель будущих колоний ваших держав! За мир на земном шаре!
Мистер Вельт осушил свой бокал и, словно присматриваясь, уставился своим прищуренным глазом на опустивших головы гостей.
Часть вторая
Аренида
Жаль, что ученые слишком часто играют с огнем, не понимая последствий этой игры для человечества.
Глава I. Ржавые скалы
Любимец Вельта и его доверенное лицо мистер Тросс, одетый в белоснежный костюм, стоял на палубе яхты и смотрел в море.
Неподалеку от него болтали моряки.
– Тысяча три морских черта? – проворчал просоленный и выветренный бризами человек, переложив трубку из одного угла рта в другой. – Когда я вижу твою чугунную сковородку, мне приходит на ум старая история!
Негр-кок блеснул белыми зубами. Два матроса подошли поближе. Еще бы! Боцман опять хочет что-то рассказать.
Старенькая яхта, недавно вышедшая из капитального ремонта, неслась в свой тихоокеанский рейс, как, бывало, на увеселительную прогулку мистера Вельта-стар-шего, с прежней легкостью, пиратской скоростью и юным изяществом в дряхлом теле.
– Расскажите нам, дядя Эд! – попросил матрос.
– Когда же наконец мне надоест услаждать ваши дырявые раковины? – заворчал моряк, выколачивая трубку. – Ну, поверните свои уши на три румба.
Матросы и кок уселись на связки каната. Теплый ветер изредка доносил влажные брызги.
– Пусть кошка научится плавать, если с того времени прошло мало лет! – начал боцман.
Ганс Шютте вышел из своей каюты. Подражая истым морякам, он широко расставил ноги, похожие на бревна, облокотился о борт и с шумом вдохнул в себя свежий воздух.
Ветер фамильярно трепал его куртку, а Ганс Шютте смотрел на него, если только на ветер можно смотреть, и усмехался, словно у него было что-то на уме.
Да, Ганс Шютте смотрел именно на ветер, на воздух, на морскую смесь кислорода и азота, которую с легким гудением продолжал вдыхать.
Вдоль палубы, постукивая косточками пальцев по деревянной обшивке, опустив голову с торчащей шевелюрой, шел невысокий человек.
Шютте вытянулся и громоподобно приветствовал его.
Тот поднял усталое лицо с остренькой черной бородкой, молча кивнул.
Удаляясь, он продолжал постукивать пальцами о стенку. Если переборка в каком-нибудь месте кончалась, он не обращал на это внимания, продолжая выстукивать свою дробь в воздухе.
Когда, три раза обойдя палубу, человек этот наконец заметил, что у перил стоит не кто иной, как Тросс, он остановился.
– О, мистер Тросс! Не могу отделаться от ощущения нереальности всего, что происходит со мной, с нами…
– Тем не менее это вполне реально, – отозвался Тросс. – И вполне реально следом за нами идет караван кораблей во главе с «Голштинией» с людьми и грузами. Через десять дней они будут здесь.
– Я часто вспоминаю о нашем разговоре на закате… и стихи вашего поэта. Почему вы сказали тогда: «В сто тысяч солнц закат пылал»?
– Потому что, профессор, вижу две стороны применения вашего открытия… Не только вездесущее топливо, но и вездесущий огонь…
– Он не может быть вездесущим, мистер Тросс, пока я один владею «воздушной спичкой». Меня не так-то легко заменить. Ведь потому я и здесь, в этой экспедиции, которую хочу контролировать.
– Вы не сможете контролировать всех действий Вельта. Если бы вы, проф, доверились мне, я сумел бы укрыть и вас, и ваш секрет от любых глаз.
– Вы хотите, чтобы я открыл его вам?
– О нет! Я не специалист.
– Я бы очень хотел довериться вам, Тросс, но… мне нужно сделать для этого последнее усилие. Ведь вы доверенное лицо мистера Вельта. Не так ли?
– Очевидно, мистер Вельт уже сделал то усилие, которое вы лишь хотите сделать.
– И он доверился вам?
– Потому я и беседую с вами на его яхте, близ его острова, очень далеко от него…
– Но можем ли мы с мистером Вельтом доверять одному и тому же лицу? – вкрадчиво спросил Бернштейн.
– Вы сможете это сделать, если будете знать больше мистера Вельта.
– Я бы этого очень хотел.
– Поверьте для начала в то, что у меня найдется средство сделать вас недосягаемым для всех.
– Для всех? Но я-то хочу служить всему человечеству!..
– Человечеству вы и будете служить, это я вам гарантирую.
– Как имя поэта, который писал о закате?
– Маяковский.
– Поляк?
– Нет, русский.
– Вот как? – удивился Бернштейн и проницательно посмотрел на Тросса, потом вежливо раскланялся с ним и снова пошел по палубе.
Тросс настороженно смотрел ему вслед. Профессор, заложив одну руку за спину, другой задевая за все попадающиеся предметы, продолжал свой путь, опустив в глубокой задумчивости лохматую голову.
Ганс Шютте наблюдал за Бернштейном и Троссом, который остался стоять на своем месте.
– Обрабатываешь? – усмехнулся Шютте. – Ну, давай, давай, обрабатывай, обрабатывай. Это по твоей, а не по моей части.
До Ганса Шютте донесся раскатистый хохот матросов. – Он резко обернулся и прислушался.
– Пусть проглочу я морского ежа и он начнет во мне кувыркаться, если я не второй раз в жизни отправлюсь в такой проклятый рейс! Первый раз моим единственным пассажиром тоже был профессор. Он нанял мой моторный бот в Ливерпуле для увеселительной прогулки. Уплывали мы очень весело, тайком, ночью… и увеселялись до самой Арктики…
Ганс приблизился на несколько шагов:
– Эй, дядя Эд! Что вы тут врете про Арктику и ливерпульского профессора?
– Пусть язык мой заржавеет, как старый якорь, если вру, мистер Шютте! Мне очень не хотелось отправляться в рейс с одним-единственным пассажиром. Я знал, что у моего отца, старого шкипера, именно такой рейс и был последним. Однако мистер Вонельк заплатил мне вперед хорошую сумму, на которую можно было купить не одну бочку рому. А я в конце концов свободный моряк… свободный от лишних денег.
– Вонельк? – переспросил Шютте. – Англичанин?
– Нет, американец. Но он незадолго перед тем получил английское подданство. Кажется, как он говорил, это было нелегко. Будь я колесом на ухабистой дороге, если тут обошлось без дипломатических нот! Этот профессор Вонельк был ценной штучкой, что-то он знал такое, о чем стоило спорить дипломатам. В конце концов его уступили, как племенную лошадь.