– Мистер Корнев, ваш брат убедительно говорил о преимуществах предлагаемого вами способа сообщения, об отказе от сжигания топлива, о сохранении окружающей среды. Я радуюсь, думая об этом, потому что обожаю природу, а человек так необдуманно, ради технических достижений, губит ее.
– Вы правы, мисс О'Кими. Но только наполовину.
– Как так? Разве здесь могут быть половинки?
– Вы намекнули на вредность развития техники, которая губит природу. До известного предела техники это, увы, так. Но дальнейшее ее развитие неминуемо поведет к ограничению всех вредных влияний технологической цивилизации. В энергетике будущего энергию будут получать не сжиганием топлив, а путем полного использования солнечной энергии. И не с помощью местных зеркал, а благодаря глобальным воздействиям Солнца на Землю.
– Что вы имеете в виду?
– Неравномерный нагрев атмосферы, мисс О'Кими.
– Ветер?
– Вы правы. Но не просто ветер, могущий вращать крылья мельниц, как в былые времена, а ветер, всегда вздымающий волну в океанах. Ваши Японские острова окружены мятущимися волнами. Подумайте, сколько энергии пропадает напрасно. А вы говорите, что у вас нет энергетических ресурсов. Вы просто не пользуетесь даровым богатством.
– Значит, вы помышляете не только о своем удивительном мосте?
– Мост, вернее мосты, это первые ступени, по которым пойдет человеческая цивилизация. Надо помнить, что за миллиарды лет существования нашей планеты на ней установилось равновесие между получаемой от солнца энергией и излучаемой в космос. Мы бездумно сжигаем запасы солнечной энергии, дарованной солнцем миллиарды лет назад: уголь, нефть. Эта дополнительная энергия еще не так давно была несопоставима с излучением солнца, но она опасно возрастает, к тому же сжигание нефти, бензина в сотнях миллионов машин (в автомобилях) увеличивает содержание углекислоты в атмосфере. Может нарушиться баланс получаемой и излучаемой Землей энергии. Земной шар нагреется. Достаточно трех-четырех градусов, чтобы начали таять все полярные льды и на Севере, и в Антарктиде. Уровень океанов поднимется, подсчитали, метров на пятьдесят…
– И затопит наши острова?
– Вам пришлось бы спасаться на Фудзи-сан.
– Ах, Фудзи-сан! – вздохнула японка.
– Человечеству на следующем этапе своего технологического развития придется решать все эти проблемы. А при получении энергии от солнца и при работе транспорта без затраты горючего предлагаемый способ передвижения в вакуумных трубах, почти без затраты энергии, будет самым выгодным, самым жизненным.
Эти мысли русского инженера показались О'Кими такими огромными, а убежденность такой несокрушимой, что она почувствовала себя крохотной, незначительной, почти ничтожной, и даже испугалась этого. Но переборола себя и, улыбнувшись, сказала:
– Вас можно слушать, забыв все на свете.
– Простите меня, мисс О'Кими, я тоже забылся и, вернее сказать, забыл, что в кармане у меня непрочитанное письмо.
О'Кими сделала по-европейски книксен и отошла, а Андрей уже держал в руках письмо, которое так и не смог прочесть с утра, торопясь в павильон «Завтрашних идей». Письмо от Ани.
Его лицо менялось по мере того, как он читал. Напряженное выражение, не покидавшее его во все время беседы с японкой, сменилось улыбкой, глаза потеплели. Он читал:
«…наш мальчик не желает больше ползать, то и дело поднимается на смешные толстые задние лапки и садится со всего размаха на пол. И оказывается, ему даже не больно. Такой он маленький. Падает всего лишь с пятнадцати сантиметров. Это прелесть как мило. Я часами любовалась его героической борьбой. Гордись, он весь в отца. Он победил! В следующем письме я пошлю тебе его фотографию „во весь рост“. Ты не узнаешь его. Так он вырос! Так же растет, кстати сказать, и его мама. Я приготовила тебе сюрприз. Представь: должно быть, давнее мое увлечение трубой Дениски и ночным небом сказалось. Меня неудержимо влечет туда. Куда, спросишь? К звездам. В космос. Это стало какой-то болезнью. Я не могу с собой бороться. И я всерьез решилась. Да, да, решилась. Хочу подготовиться к осуществлению собственной мечты. Ты, как мечтатель, близкий к победе, должен понять меня. В наш век освоения космоса моя мечта не такая уж нелепая. Летают же женщины в космос. Но я хочу лететь к звезде! Не к отдаленной – близкой, но зовущей. Хотя бы на Марс! Там столько тайн! Не пугайся. В этом нет ничего невероятного. Просто я должна быть необходимой в таком полете, который рано или поздно должен состояться. И без меня не должны обойтись. И не в качестве врача. Врачей найдется много. Я должна посвятить себя самому сердцу будущего корабля. Не удивляйся, я поступила на вечернее отделение Ракетного института! Андрюша, Андрюша мой! Я ведь у тебя научилась и мечтать, и быть упорной, одержимой! Я вся в тебя! Не сердись на меня. До твоего возвращения я на Марс наверняка еще не улечу. А там… там мы с тобой вместе увидим мое и наше будущее. Целую тебя, родной, и за себя и за нашего мальчишечку, твоя глупая-преглупая Аня».
Институт реактивной техники! Полет на Марс! Андрей не верил глазам. Его Арктический мост вдруг уменьшился до размера соломинки. Нет, этого не может быть! Аня не может предать его, покинуть его накануне свершения дела всей его жизни!
О'Кими издали наблюдала за ним, и сердце ее сжималось в тревоге за него, час назад незнакомого человека…
Когда мистер Медж уселся в автомобиль дочери, уже ждавшей его за рулем, она спросила его:
– Ну как, деди? Все о'кэй? Вы довольны мной?
– Все прекрасно разыграно по разработанному нами вчера сценарию. Я не удивлюсь, если вы станете кинозвездой.
– О нет! На это я не разменяюсь. Мне нужен кусочек побольше. Этот подводный плавающий туннель по размаху подходит.
– О'кэй, бэби. Теперь дело за ассоциацией плавающего туннеля, эдакой общественной организацией, во главе которой в виде вывески встанет какой-нибудь парень из Вашингтона.
– Уж не Рыжего ли сенатора вы имеете в виду? Не будьте ослом, деди. Ваша ассоциация не «Лига голых», она ломаного цента не будет стоить, если будет выкрашена в красный цвет.
– О'кэй, бэби. Вы могли бы иметь бизнес, давая юридические советы процветающим фирмам. У вас деловое чутье, достойное директора страховой компании.
– Мелко, деди, мелко. Страховых компаний полным-полно, а подводный плавающий туннель один.
– Пока еще ни одного, бэби.
– Так нам с вами нужен всего ОДИН.
Автомобиль остановился около коттеджа Меджей, за который все еще не был сделан очередной взнос.
Глава третья. Раскол
В Нью-Йорке на Рокфеллер-плаза стоит обычный небоскреб. На десятках его этажей разместилось множество деловых контор, офисов. Тысячи клерков бегают по коридорам, открывая раскачивающиеся в обе стороны бесшумные двери. Слышен стук пишущих машинок и счетных аппаратов, звонят телефоны и за стульями висят на плечиках пиджаки. На всех работающих – модного цвета подтяжки, у женщин модного цвета волосы и губы…
Коридор восемнадцатого этажа ничем не отличался от точно таких же коридоров на всех других этажах. Те же бесчисленные двери в обе стороны, те же подсветки невидимых ламп дневного света, гладкие крашеные стены, полированное дерево, блестящий паркет. Негр-лифтер так же кричит на этой остановке «ап» или «даун» (вверх, вниз). Мужчины, даже миллионеры, входя в лифт, если там женщина, пусть даже негритянка, снимают, как обычно, шляпы… Словом, восемнадцатый этаж небоскреба, где окна, как и всюду, открывались лишь в верхних своих частях, чтобы нельзя было из них выброситься, был самым обыкновенным этажом.
На одной из дверей коридора висела дощечка: «Советник промышленности Артур Брукман». На соседней двери большой комнаты никаких дощечек не было. Офис мистера Брукмана состоял всего лишь из этих двух комнат, одна из которых, большая, занималась лишь раз в месяц. В остальные дни вся работа сосредоточивалась в кабинете мистера Брукмана.
Бизнес советника промышленности был очень неясен, но его знакомства в высшем финансовом и промышленном мире заставляли всех, кто сталкивался с ним, относиться к нему не только с величайшим уважением, но и с опаской.