И тут же Вандермайер понял, что совсем некстати задал этот вопрос. Кандербль сердито насупился и ответил не сразу.
– К сожалению, Дик, я должен вам сказать что правление концерна предложило мне воздержаться временно от прокладки железнодорожного пути в туннеле. Это будет связано с большими затратами. Ну и с комбайном задержка…
– Но ведь это технически рационально, сэр, – позволил себе осторожно заметить Вандермайер.
– К черту! К дьяволу! – вдруг взорвался Кандербль. – Я и сам знаю, что это технически рационально, но в наших условиях всегда упираешься в денежные вопросы, в проблему выгоды. Если нашим акционерам – этим денежным мешкам – будет выгодно, чтобы мы возили тюбинги на лошадях, они заставят нас это делать. К дьяволу! Я не успел еще прибрать их к рукам. После третьего января, когда будут выплачены дивиденды по туннельным акциям, я не позволю им разговаривать со мной таким языком!
– Третье января, – задумчиво произнес Вандермайер, – это совсем близко. – В голосе его звучала забота.
Мистер Кандербль понял его без пояснений. Третье января, день выплаты дивидендов держателям акций, – ответственная дата. Кандербль знал, как стараются сейчас его помощники изыскать необходимые средства. Строительство было урезано в самых основных расходах. О предполагавшемся дополнительном выпуске акций с целью нового денежного займа нечего было и думать в условиях разгоревшейся дискуссии о целесообразности туннеля.
Кандербль погрузился в мрачные мысли. Всю дорогу Вандермайер не обращался к нему.
Ходом работы в подводном доке Кандербль остался доволен. Вандермайер был на высоте. И если была задержка в сборке туннеля, то лишь из-за перебоев в доставке тюбингов и других материалов. Производственная жизнь дока шла размеренно, как пульсация переменного тока. Вандермайер ввел жесткий распорядок дня для рабочих, которые обязаны были вставать, работать, есть, развлекаться неукоснительно в строго положенные для этого минуты. Вандермайер был положительно золотым человеком. Он завел в подводном доке настоящий бар со всем арсеналом самых грубых развлечений, которые считал для рабочих необходимыми.
Кандербль повеселел. Настроение его улучшилось еще и потому, что он увиделся с русским инженером – мисс Анной Седых. Разговор с ней был приятен и привел Кандербля в самое хорошее расположение духа. Он стал даже шутить. Когда Анна Седых напомнила ему, что первого января кончается срок договора о технической помощи Америке со стороны Армстроя и она хотела бы вернуться в СССР, мистер Кандербль похлопал ее по плечу, рассмеялся и сказал, что компания не мыслит себе продолжение работ без помощи мисс Анны Седых. Он как распорядитель концерна может предложить ей прекрасное жалованье – тысячу долларов в неделю.
Аня, улыбаясь, посмотрела на Кандербля и покачала головой.
– Нет, сэр, – сказала она, – я не поступлю к вам на службу.
– Почему? – удивился Кандербль. – Компания очень ценит ваши услуги, и, если вам кажется недостаточной названная мной сумма, я могу предложить вам тысячу двести долларов в неделю.
– Нет, – снова покачала головой Аня. – Я здесь находилась только для оказания технической помощи американской части строительства Арктического моста. В дальнейшем американские инженеры смогут уже сами продолжать работы по опусканию якорей.
Хорошее настроение у мистера Кандербля сразу исчезло. Он нахмурился и грубо сказал:
– В таком случае, я должен снестись по радио с вашим начальником – мистером Корнейвом! Я полагаю, что Стэппен посчитается с моей просьбой.
Аня пожала плечами. На этом закончился ее разговор с новым директором-распорядителем Концерна плавающего туннеля.
Следующий разговор с мистером Кандерблем состоялся только четвертого января, когда она явилась в здание правления Туннель-Сити, чтобы договориться о своем отъезде.
Ее поразило странное оживление в коридорах и комнатах правления. Взволнованные чем-то люди бегали взад и вперед с растерянными лицами, останавливались, группами обсуждали что-то и при ее приближении тотчас же рассыпались.
Клерки в жилетках сновали, как мыши, мимо нее. Курьеры с галунами носились вверх и вниз по лестницам. Лифты почему-то не работали. Швейцаров, которые открывали прежде двери, не было.
Ане пришлось подниматься по узкой, неудобной лестнице на восьмой этаж, где находился кабинет мистера Кандербля.
Уже на лестничной площадке она столкнулась с плотной толпой возбужденно разговаривающих людей. Аню стало занимать это необычайное оживление. Она пыталась обратиться с вопросами. Люди с мрачными лицами сердито смотрели на нее и говорили о локауте. Аня ничего не понимала.
По коридору она продвигалась с трудом. Люди в меховых одеждах, давно не бритые, грязные, заполняли весь коридор.
Наконец Аня увидела знакомое лицо. Это был монтер Сэм Дикс, один из вожаков рабочих.
– Что происходит здесь, мистер Дикс? – обратилась она к нему.
– А, русская леди! – воскликнул Дикс. – Страшные вещи происходят, мисс Седых. «Лошадиная челюсть» объявил грандиозный локаут. С сегодняшнего утра уволены все рабочие строительства.
Аня непонимающе сморщила лоб:
– Что вы хотите сказать, мистер Дикс? Я плохо поняла вас.
– Чего ж тут не понять? – грубо заметили сзади. – Мы уволены и можем идти на все четыре стороны. А по договору деньги нам должны платить в Нью-Йорке. Как мы теперь доберемся до него, вот что скажите нам?
– Чем же это вызвано? Значит, прекращаются все работы?
– Нам наплевать на работы и на туннель! – послышалось вокруг. – Но мы знаем, что это за штучки! «Лошадиная челюсть» хочет сбавить нам заработок. Через неделю он снова начнет прием, уже на новых условиях.
– Не может быть! – ужаснулась Аня.
– Мы предполагаем, что это так, – пояснил Сэм. – Мы не можем подыскать другое объяснение. К сожалению, я не могу попасть для переговоров к мистеру Кандерблю. Он заперся в кабинете и никого не принимает.
Аня пообещала помочь ему увидеться с Кандерблем, и рабочие пропустили ее в приемную.
Здесь тоже многолюдно, но толпа совсем не та, что на лестнице. Приемную заполняли чистые, опрятные люди в накрахмаленных воротничках и галстуках. Они почтительно расступились перед Аней. Аня узнала многих знакомых инженеров.
Время от времени дверь в кабинет Кандербля открывалась, и из нее высовывалась голова секретаря Мейса, который выкрикивал фамилию какого-нибудь инженера. Через несколько минут этот инженер с озабоченным лицом выходил из кабинета и скрывался в наполнявшей коридор толпе.
Аня попросила доложить о себе. Мейс мрачно взглянул на нее и кивнул.
Через минуту он открыл дверь, выпустил очередного инженера, но другого не пригласил, а сам остался в приемной. Аня уже хотела подойти к нему, как вдруг дверь вновь открылась и показалось длинное лицо с тяжелым подбородком.
– Мисс Анна Седых, прошу вас, – послышался голос Кандербля.
Инженеры зашептались. Аня поправила волосы и прошла в кабинет.
Кандербль молча пожал ей руку и стал расхаживать по комнате. Аня села в кресло и пытливо вглядывалась в лицо американца.
– Я пришла, чтобы поговорить с вами о моем отъезде… – начала Аня.
– Это невозможно теперь, – прервал Кандербль. – Вы инженер и должны быть с нами в лагере инженеров.
– Я не понимаю, – подняла Аня брови. – Объясните мне, что происходит?
– Проклятье! – ударил кулаком по столу Кандербль. – Происходит самое скверное. Я уволил всех рабочих строительства и приостановил все работы. Остаются только инженеры, и вы в том числе. Каждый из вас должен занять свое место, чтобы сохранить в целости строительство.
– Послушайте, мистер Кандербль, я отнюдь не хочу выступать на вашей стороне в вашей борьбе с рабочими. Насколько я понимаю, вы преследуете своим локаутом определенные цели…
– Ах, замолчите, леди!.. Что вы знаете? Вы думаете, что я только живодер, мечтающий о том, чтобы содрать с рабочего побольше шкур. Нет… нет… Анна… – Кандербль остановился, болезненно сморщив лоб. – Именно вам мне хотелось бы сказать, что я весь принадлежу идее строительства подводного туннеля и только ради этой идеи делаю все, что вызывает ненависть всех этих людей, в лучшем случае предназначенных для повиновения.