Странная, почти невозможная перемена произошла в Андрее Корневе. Он вскочил, едва не перевернув утлую лодочку. Его бледное лицо покрылось яркими пятнами.
Он сделал шаг в качающейся лодочке и схватил О'Кими за руку.
– Говорите, говорите же! – крикнул он.
Он смотрел не на О'Кими, а мимо нее. Может быть, он видел перед собой свой любимый Арктический мост, своих друзей по работе, слышал гул центрального сборочного зала, гудок электровоза…
Но перед ним сидела чужая, испуганная этим превращением девушка.
– Ах, если бы вы были правы! – сквозь сжатые зубы проговорил Андрей и снова поник.
Машинально он не отпускал руки О'Кими, а она боялась пошевелиться. Лодочка с брошенным парусом и рулем кружилась на месте.
Наконец Андрей, снова став безучастным ко всему, перебрался на корму. Молча достигли они берега. А когда шли к домику, Андрей неожиданно для себя рассказал Кими-тян все, что произошло с ним с момента гибели дока: о скитаниях во льдах, о смерти Дениса. Когда он, рассказывая о смерти американца и о предательстве спутника-японца, назвал имя Муцикавы, Кими-тян опустила голову. За обедом девушка старалась быть веселой, много говорила о всяких пустяках и шутила. Андрей за что-то сердился на себя, но не мог осознать, за что.
На следующий день О'Кими была непривычно задумчива и молчалива. Днем она попросила Андрея пойти с ней в горы.
Когда они поднялись на заросшие мхом камни у японской сосны, О'Кими достала из широкого рукава кимоно красивую тетрадь в лакированном деревянном переплете.
– Мистер Корнев, вы любите стихи? – спросила сна.
– Стихи? – Андрей задумался.
Любит ли он стихи? Вернее спросить, пишет ли он стихи? Да, писал в юности… И оказывается, не только в юности…
– Вы помните мелодию этюда Скрябина, который играли недавно?
– Конечно! – изумилась О'Кими.
– Тогда играйте его мысленно, а я вам прочту стихи. Вы узнаете меня…
– Вот как? – спросила О'Кими. – Я пойму по-русски. Прошу вас, пожалуйста…
И он прочитал, мысленно слыша музыку Скрябина:
Кими-тян слушала его, вся поникнув. Она сидела на камне, держа на коленях тетрадь в деревянном лакированном переплете.
Когда Андрей кончил читать, он протянул руки, чтобы взять тетрадь. Вероятно, там тоже стихи, недаром она спросила, любит ли он их.
О'Кими сделала порывистое движение, словно хотела взять тетрадь обратно.
Андрей задумчиво перелистывал плотные голубые листы. На последнем стихотворении он остановился. Рядом с красиво выведенными иероглифами был старательно написан английский перевод:
Андрей внимательно, почти удивленно посмотрел на смущенную девушку. Долго держал он в руках раскрытый альбом. Наконец О'Кими решительным движением взяла у него тетрадь.
– А теперь, – повернулась она к нему, – когда я узнала и вас, и память вашего сердца, я должна чистосердечно сказать вам, что строительство Арктического моста никогда не прекращалось. Вам солгали, а я… я не боюсь сказать всю правду. Я хочу, чтобы вы считали меня своим другом.
Корнев недоверчиво смотрел на девушку.
– Да-да, Андрей! – назвала его по-русски девушка. – Ваше строительство продолжалось все эти годы. Оно уже близится к концу. И вы, гениальный его создатель, закончите его. Теперь вы верите, что я не стану уговаривать вас остаться здесь навсегда?
– Кими-тян! Кими-тян! – закричал Андрей, схватив девушку за плечи и прижимая к своей груди. – Маленькая Кими-тян!..
О'Кими чувствовала, как бешено колотится сердце в груди у русского инженера. Эти все учащающиеся удары были музыкой для нее. Она зажмурилась и боялась открыть глаза. В памяти возникли строчки:
Андрей требовал у О'Кими подробностей, он замучил ее вопросами, и девушка была в отчаянии, что не может на многое ответить ему.
Кто стоит во главе строительства? Кто ближе к Северному полюсу – русские или американцы? Сколько километров разделяет их? Где его брат Степан Корнев? Где инженер Анна Седых?
– Мистер Эндрью, на многое я не могу вам ответить. Я не могу вам даже объяснить, почему мне было больно читать в газетах что-либо об Арктическом мосте. Но не огорчайтесь… Я покину вас сегодня и привезу вам много-много газет. Хорошо?
– Скорее, скорее привезите мне эти газеты! Мне нужно все это знать сейчас же, немедленно! Вы успеете вернуться к вечеру?
Когда Андрей и Кими-тян шли вниз, Андрей перепрыгивал с камня на камень; обгоняя девушку, снова возвращался к ней; он сшибал своей бамбуковой палкой целые ветки с цветами и забрасывал ими О'Кими.
Девушка, притихшая, счастливая, не сводила с Андрея глаз.
Уходя на свою половину, Кими-тян почему-то прочла Андрею перевод японских стихов Ки-но Тосисады:
Андрей смутился, Кими-тян – тоже. Она убежала. Больше Андрей ее не видел. Она уехала.
Взволнованный, он никак не мог уснуть. Он до самого утра бродил по берегу озера и из озорства долго не отзывался на крики обеспокоенного старика японца.
Этой ночью по небу промчался метеор. На миг горы вынырнули из тьмы, небо вспыхнуло, озеро засияло… Метеора уже не было, а его сверкающий свет постепенно таял в небе… потом и он исчез…
Андрей подумал, что вот так же метеорами проходили через его жизнь люди… Теперь – О'Кими, раньше Сурен, Денис, Аня…
Весь следующий день Андрей составлял планы своего возвращения. На тысячи ладов он представлял себе картины первой встречи с братом… быть может, с Аней… Он хмурился, плотно сжимал губы.
Андрей ждал Кими-тян, ждал с нетерпением, тревогой и радостью… Ждал и не мог дождаться. Она была нужна ему, как воздух, как солнце, как сама жизнь…
Может быть, это было больше, чем просто благодарность?..
Старик японец, видя его состояние и слыша непрестанные вопросы о том, когда вернется госпожа, довольно ухмылялся и всячески расписывал свою изумительную, нежную, умную и добрую хозяйку.
Автомобиль не мог подъехать к самому домику. Ему приходилось останавливаться на дороге значительно ниже; оттуда Кими-тян должна была прийти пешком.
Андрей несколько раз ходил встречать ее. Он сидел в густом кустарнике под палящим солнцем и уносился мечтами к Северному полюсу…
Наконец он увидел О'Кими. Сердце у него заколотилось.
Девушка торопливо шла по дорожке; лицо ее было озабоченно. Шофер тащил чемодан.
Андрея удивило выражение лица Кими-тян. Но лишь он вышел навстречу, Кими-тян сразу стала другой. Она улыбнулась, подбежала к нему и протянула пачку газет.
Он сел тут же на камень и стал жадно читать, а она стояла над ним и не спускала глаз с низко склоненной поседевшей головы…
Вечером они долго бродили по берегу озера. Руки их часто соприкасались, а один раз пальцы О'Кими остались в большой и жаркой ладони Андрея. Этот жар от пальцев передавался всему телу девушки. Едва сдерживая дрожь, она слушала Андрея, строившего планы возвращения…
Расстались они при лунном свете, превращающем озеро в призрачную долину, устланную серебряным ковром из шевелящихся чешуек.
Утром, открыв дверь своей половины, Андрей был страшно удивлен, увидев сидящую на ступеньках О'Кими. В руках она держала револьвер. Смущенная дедушка вскочила и пролепетала что-то бессвязное относительно дурных снов.
Как ни умела владеть собой О'Кими, Андрей все же заметил, что в течение всего утра девушка была особенно взволнованна. Она часто смотрела на часы, неожиданно вздрагивала, оглядывалась по сторонам, не давала Андрею далеко удаляться от домика.