Источником вдохновения для нескольких последних кнутовских стихотворений, объединенных в упомянутый цикл «Прародина», послужило его путешествие в Палестину, совершенное летом-осенью 1937 г.; кроме того, по впечатлениям от этой поездки был написан очерк «Альбом путешественника». И хотя он называет себя в нем «человеком аполитичным» и пытается представить саму ситуацию присутствия на паруснике, принадлежавшем еврейской морской школе, вне связи со своими сионистскими настроениями той поры, не приходится сомневаться, что совершенное им путешествие было далеко от обычной туристской прогулки с целью «посмотреть мир»[65]. Маршруты, по которым двигался Кнут в Эрец-Исраэль, отражены в стихах: в одних случаях об этом говорят сами их названия — «Хайфа», «Рош-Пина», «Цфат», «Метулла», в других — рисуемая образная топография: Тверия («Я шел по берегу Тивериады»), развалины Капернаума («Бродил между камней Капернаума»), долина Иосафата («И стертые бесчисленные плиты Безумных мертвецов Иосафата»). К этому времени относится первый перевод его стихов на иврит: 15 октября 1937 г. в газете «Гаарец» появилось кнутовское стихотворение «Я не умру» 
(перевод принадлежит крупнейшему израильскому поэту и переводчику А. Шлионскому)[66]. Судя по сохранившимся сведениям, Кнут знакомится или возобновляет контакты с представительным корпусом творческой израильской интеллигенции, многие из которых еще ждут своего исследователя[67]. Во время поездки он выступает с чтением стихов[68].
В начале второй мировой войны Кнута мобилизуют во французскую армию[69]. Он находится в казармах Мортье, хотя режим еще относительно вольный, и война не воспринимается как нечто близкое и реальное[70]. «У нас ничего нового, — сообщает он Е. Киршнер в Палестину (письмо от 9 апреля 1940 г.). — Париж стал прекрасен и, гуляя в воскресенье среди опустевших, — следовательно, особенно трогательных — пейзажей, я снова почувствовал твое отсутствие. Известен закон: человек любит разделять все с теми, кого любит. Даю тебе доказательства этого. Я уже говорил тебе в предыдущем письме, что начал учить идиш. Ариадна и вся семья начинает сегодня иврит… Вскоре я вернусь за английский. Сейчас изучаю историю».
Два месяца спустя, 11 июня 1940 г., немцы вошли в Париж, однако воевать нс пришлось: правительство маршала Петена капитулировало. Кнут и Ариадна (с тремя ее детьми от двух первых браков[71]) отправляются в неоккупированную часть Франции, на юг, в Тулузу. Здесь они создают подпольную группу Еврейского Сопротивления, влившуюся со временем в Еврейскую боевую организацию. В 1942 г. выходит в свет французская брошюра Кнута «Que faire?» («Что делать?», написана в конце 1941), в которой он выступает как идеолог вооруженной борьбы с фашистами[72]. Сознавая в то же время весь трагизм создавшегося положения, он ищет из него достойный выход и обращается к ряду лиц с просьбой помочь ему получить визу на выезд в США. 3 июня 1941 г. он апеллирует с этой просьбой к проживавшему в Нью-Йорке М. Алданову: «Дорогой Марк Александрович, настоящее письмецо — скромное S.O.S. Мы с Ариадной Александровной настойчиво просим Вас оказать нам самую большую услугу, о которой можно просить человека: вытащить нас из гиблого места. Иначе, нам тут крышка. Меня уверяют, что от А.Ф-ич<а — Керенского> зависит получение визы „intellectuel еп danger“ (без affidavit)»[73]. В Америку ему не суждено было попасть.
О деятельности созданной им и руководимой до 1942 г. подпольной группы Кнут расскажет в своей книге «Contribution a l’histoire de la Resistance Juive en France 1940–1944» (Paris, 1947)[74]. Будучи фигурой известной и заметной, к тому же евреем, он, по решению Главного штаба, уходит в Швейцарию, где скрывается до освобождения Франции. Ариадна осталась в Тулузе и продолжала борьбу. 26 мая 1943 г. у нее родился их совместный с Кнутом сын Йоси, а 22 июля 1944 г. она погибла[75].
65
Несколько неуместным в контексте мировоззренческой эволюции Кнута и его прихода в эту эпоху к сионистским ценностям выглядит замечание А. Кудрявицкого по поводу палестинского вояжа поэта: «Родители его к этому времени уже умерли, и он воспользовался своей свободой, вернее, неприкаянностью, чтобы хоть немного посмотреть мир» (
66
В дальнейшем, в 50-е гг., Кнута много переводили на иврит известные израильские переводчики: Леа Гольдберг, Натан Альтерман, Эзра Зусман, Элиягу Мейтус и др. Попутно отметим, что, кроме иврита, Кнут, благодаря усилиям 3. Шаховской и ее друга René Meurant (бельгийский писатель, муж русской художницы Е. Ивановской), был переведен на французский язык; правда, опубликованные в бельгийском «Le Journal des Poètes» (З. Шаховская перевела два стихотворения Кнута: ограничившись двумя первыми строфами «Жены» [«Моих тысячелетий»] и «Ночь» [в сб. «Парижские ночи» названо «Отойди от меня человек»], см.:
67
Кнут был дружен или по крайней мере знаком со многими еврейскими писателями, поэтами, актерами, выходцами из России (или владевшими русским языком), жившими в Эрец-Исраэль: Н. Альтерманом (1910–1970), М. Бернштейн-Коген (1895-? не ранее 1987), Л. Гольдберг (1911–1970), Я. Когеном (1881–1960), Ш. Черниховским (1873–1943), А. Шлионским (1900–1973) (см., напр., его письмо к Е. Киршнер от 18 апреля 1940 г., где он передает им привет, — письмо публикуется в 
(«Любители ивритской сцены»), для которой написана ее пьеса-шарж «Мой миллион» (Берлин, 1921). В 1923 г. 3. Вейншал отправляется в Берлин, где в течение двух лет совершенствуется в актерском и танцевальном искусстве и после возвращения в Эрец-Исраэль начинает вести занятия пластики и танца, а также открывает драматическую студию и выступает как чтец-декламатор. В 1929 г. в Берлине вышла в свет книга ее стихов «Палестинский альбом», первоначально, из номера в номер, печатавшихся в еврейской газете «Рассвет» (Париж). В дальнейшем писала стихи на иврите и выпустила два сборника: 
(1939) — «25 стихотворений» и 
(1944) — «Четки». Кнут, должно быть, хорошо знал поэзию З. Вейншал, поскольку был с ней лично знаком. В письме к Е. Киршнер из Палестины (15 ноября 1937) он пишет: «В Хайфе устроила мне царский прием (на неск<олько> десятков приглашенных) Зинаида Вейншал!» (цит. по:
68
См. в письмах к Е. Киршнер (вторая половина сентября 1937): «Через недели две — состоится в Т<ель> А<виве> мой вечер» и (15 ноября 1937): «У меня было два вечера. В Тель-Авиве и в Хайфе» (цит. по:
69
Вопрос о мобилизации всерьез волновал в это время многих русских писателей, см., напр. письмо Г. Иванова Ю. Фельзену (псевдоним Николая Бернгардовича Фрейденштейна), датируемое 1939 годом: «…Прошу тебя ответить сейчас же поподробнее, как дела с призывом. Кто и куда взяты. И ты персонально в каком положении? И вообще насколько все это серьезно для людей нашей комплекции и нашего возраста» (
70
Относительно того, чем Кнут занимался в армии, мнения расходятся: Е. Киршнер полагает, что он выполнял некие функции курьера-почтальона — развозил на велосипеде почту; М. Деган в книге «Благотворная жажда» (опубликованы отдельные фрагменты) пишет, что его «определили санитаром в парижский госпиталь Вальде-Грае» (
71
От первого брака с композитором Д. Лазарюсом Ариадна имела двух дочерей: Марию-Татьяну, (Мириам) (1925) и Жильберт-Элизабет (Бетти) (1926–1965), а от второго с писателем Межаном — сына Эммануэля (Эли) (1936).
72
В письме к Е. Киршнер от 6 июня 1945 г. он назовет себя «неизвестным (или почти неизвестным) инициатором» Еврейского Сопротивления во Франции.
73
Цит. по:
74
Рецензию на нее написала Софья Дубнова-Эрлих (1885–1986), поэтесса (книги стихов: «Мать» [Пг., 1918], «Стихи разных лет» [Нью-Йорк, 1973]), дочь известного еврейского историка, публициста и общественного деятеля Семена Дубнова, см.:
75
Об обстоятельствах гибели Ариадны см. в: