11. Озеро
Золотистое озеро.
Черная лодка.
Хорошо жить.
За голым деревом —
Зацепился за сучья —
Колышется закат.
Одинокое дерево.
Одинокая скамейка.
Молчи. Молчи.
Веет вечер.
Хлынь, еловый ветер!
Хорошо жить.
12. «Вечер большою птицей…»
Вечер большою птицей
Садится в хлеб, в поля.
Черная, преет-дымится,
Дышит теплом земля.
Дразнит молвой человечьей
Близкий смутный бор.
Теплый струится вечер.
Теплый стоит забор.
13. Мрак
Я ждал властительницу грозную.
Дрожало лунное пятно —
В глухую ночь, такую звездную.
Ударил стон в мое окно.
Тогда, разбив бокал единственный,
Где жаждал губ моих заман,
Ушел я тихо и таинственно
В ночной туман.
И ночь моя, играя блестками
Зажженных кем-то огоньков,
Мне шла навстречу перекрестками
Под звон серебряных подков.
И я, вселенский и ненужный,
Печаль и радость поборов,
Спокойно шел во тьме и стуже
К огням неведомых костров.
14. «Вот пуст мой дом. Цвети, мой посох…»
Вот пуст мой дом. Цвети, мой посох.
Убогий вечер так угрюм…
Приют и мир вам, божьи росы.
Вам — душу сладкую мою.
Варган и тупь мирокружений,
Напрасный бой любых подков…
Но в час глухих изнеможений
Спасет полынь моих стихов.
II
15. Снег в Париже
Тихо падает снег
На шляпы, трамваи, крыши.
Тихо падает снег.
Все — глуше, белее, тише…
Черти ли чинят погром —
Порют божьи перины?
Ангел ли стелет ковром
Оброны райских кринов?
Или дыхание рек,
Мое и других животных
И впрямь обратил Он в снег,
Нежный, простой, бесплотный?..
Ах, не преть бы сейчас
В этом тумане Парижа,
Где тускл человечий глаз,
Где сердце носят, как грыжу.
Но открыть глаза — и стать
В огромном белом поле,
Где белая ширь — благодать,
Где страшная белая воля.
Чтоб не видеть, не знать, не гадать.
И когда раскалит скулы,
Не ждать огонька, что как тать
Мигнул бы из снежных разгулов.
Чтоб горел я, Божья свеча,
Один — в степном урагане.
Чтобы тужился, бился, звучал,
Как струна, в ураганном органе.
Стоять, закрыв глаза,
И белую слушать негу…
Знать: нельзя назад.
Обрастать тоской и снегом…
И став святее детей,
И простив Ему всю обиду,
Слушать, слушать метель,
Стыть, как забытый идол.
16. «В скучном дождливом мреяньи…»
В скучном дождливом мреяньи,
Свистом осенним гоним,
Теряю без сожаления
Прошлые — бедные — дни.
Лишь вспомню, как в теплой шали ты
Гуляла со мной до зари.
На зеркале скользких асфальтов
Твердо стоят фонари.
Хорошо фонарям — они знают:
Что, куда, зачем.
Каждый вечер их зажигает
Фонарщик с огнем на плече.
А мой Нерадивый Фонарщик,
Зачем Ты меня возжег?
Поставил распахнутым настежь
На ветру четырех дорог?
Поставил меня в тумане,
Где смутен мне собственный след.
Обрек — из недр молчанья
Исторгать только блуд и бред.
Вот дал мне руки и ноги
И сердцу велел бить.
Но где же легли дороги,
По которым ноге ходить?
По пустынным шляемся улицам
Я и брат мой — беспутный ветр.
За трубой неуклюже сутулится
Городской оголтелый рассвет.