Нужны были годы, века безнадежных блужданий,
Прокисшие хлебы и горький сжигающий мед,
Глухие века пресмыканья, молитв и рыданий,
Пустынное солнце и страшный пустынный исход,
Мучительный путь сквозь пожары и дымы столетий,
Извечная скука, алчба, торжество и тоска,
Затем чтоб теперь на блестящем салонном паркете
Я мог поклониться тебе, улыбнувшись слегка.
Какие пески отдаляли далекую встречу,
Какие века разделяли блуждающих нас,
А ныне мы вместе, мы рядом, и вот даже нечем
Засыпать пустыню и голод раскрывшихся глаз.
И только осталось твое озаренное имя.
Как хлебом питаться им — жадную душу кормить,
И только осталось пустыми ночами моими
Звериную муку мою благодарно хранить.
Спокойно платить этой жизнью, отрадной и нищей,
За нежность твоих — утомленных любовию — плеч,
За право тебя приводить на мое пепелище,
За тайное право: с тобою обняться и лечь.
40. «О, упоенье крепкое: еще не полюбя…»
О, упоенье крепкое: еще не полюбя,
За радость допотопную уже предать себя.
Руки еще не трогая, уже торжествовать —
Предвидеть стол, и трапезу, и дружбу, и кровать…
…………………………………………
О, полнота последняя: ни слова не сказав,
Смотреть в твои прекрасные — пустынные — глаза.
41. «Два глаза — два окна в победоносный воздух!..»
Два глаза — два окна в победоносный воздух!
Я много лет их у Тебя просил!
Две вести о крылах, о чудесах и звездах,
Два обещанья радости и сил.
Два глаза — два окна, распахнутые настежь
В края невероятной полноты.
Две двери в очистительное счастье —
В очарованье райской наготы.
Два глаза — две страны, две радостные сферы
Бесстыдной и ликующей любви,
Два праведных луча, два страстных знака веры,
Два раза утвержденное: живи.
42. «Прочь, с дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими…»
Прочь,
С дикой жизнью своею, с делами, с гробами своими.
Мне не нужен никто, а вам не хочу я помочь.
Ныне во мне пребывает любимое Имя.
Господи, научи счастье мое превозмочь!
Я отвергаю алчбу, унижение, жалость и холод!
Ныне открыта мне радость отчаянных лет.
Именем трудным моим свод небес потрясен и расколот.
Именем легким моим бедный мир окрылен и согрет.
Небо, сияй иль греми — я смеюсь над твоим приговором!
Земля, уходи из-под ног — я останусь средь гневных высот.
Светоносное Имя мое, среди яростной облачной своры,
Меня озарит торжеством, утвердит в пустоте, вознесет.
Многолюбимая,
Ты,
Прости, что убогие строки
Тенью твоею я ныне посмел освятить.
43. «Легчайшая, ты непосильным грузом…»
Легчайшая, ты непосильным грузом
Легла на дом, дела мои — и дни.
О, встреча встреч — мной был впервые узнан
Закон любовной древней западни.
И я пошел, я ринулся — безногий! —
Закрыв — уже ненужные — глаза,
Туда, откуда нет живым дороги —
В первоначальность, без пути назад.
О, Господи, какое просветленье!
О, Господи пытай меня, неволь —
Приемлю грех, приемлю искупленье,
Но дай еще послушать эту боль.
44. «Ее глаза хмелели: „требуй, мучай…“…»
Ее глаза хмелели: «требуй, мучай…»
И руки ждали ненасытных рук.
Но я не дрогнул пред мольбой могучей,
Непобедим, спокоен, строг и туг.
Что тех минут достойней, чище, лучше?
Противостать — и, счастью вопреки,
Стоять, глухонеметь и молча мучить
Нагие обреченные зрачки.