85. Нищета
Мы постепенно стали отличать
Поддельные слова от настоящих.
Мы разучились плакать и кричать,
Мы полюбили гибнущих и падших.
И стало все пронзительней, трудней,
И стало все суровее и проще,
Слова — бедней, молчание — нежней…
…Я вышел на пустеющую площадь —
Все тот же мир: цветет фонарный ряд,
Ночь настигает город и предместье,
Над миром звезды мертвые горят
Прекрасной страшной беспощадной вестью.
О, чуток слух и зряч надменный взгляд
Тех, что заброшены и одиноки…
Но есть еще — мучительный закат,
Любимые безжалостные строки.
Еще нередко человечий взор
И молчаливое рукопожатье
Нам облегчают тяжесть и позор
Библейского жестокого проклятья.
В дневном поту и в холоде ночей
Все горше терпкий вкус любви и хлеба.
И вот — в последней нищете своей —
Мы избегаем вглядываться в небо:
В пустыне мира глухи небеса
К слабеющим мятежным голосам,
Что гибнут в синей музыке вселенной…
О, бедность наша будь благословенна.
86. Осенний порт
Корабль уходит в океан,
Дымя трубою новой.
Кричит на рубке капитан,
Бранчливый и суровый.
И ударяет в сердце хмель
Бесцельных путешествий.
Но нет смешнее слова: цель —
В веселом ветре бедствий.
Уходят в море корабли,
Уходит все на свете.
Проходят женщины земли,
Ты больше их не встретишь.
Меж тем, быть может, среди них,
Кто знает — кто узнает? —
Прошла… (Но тут болтливый стих
Стыдливо умолкает.)
Увозят в поле поезда
Груз радости и боли.
Они уходят навсегда.
Их не увидишь боле.
И смотрят люди, за окном,
На живопись ненастья,
Где грустно тает скромный дом
Неузнанного счастья.
Прошли напрасные огни…
А поезд окаянный
Везет туда, где ждут одни
Туманы и обманы.
И паровоз свистит, грозит
Осенним сонным нивам.
Ему наперерез летит
Автомобиль счастливый.
И ускоряет ход — и вот
Перевернулся споро,
И не закончен долгий счет
Любви и сложной ссоры…
87. Противоречья
Остались — собиравшиеся ехать,
Вернулись — кто уехал навсегда.
В высоком доме девичьего смеха
Захлопотала юркая беда.
Живет века — Джоконда неживая.
Расстались те, что в верности клялись.
А те, что утром встретились в трамвае,
Уже обречены любви на жизнь.
Цены не знает радости богатый,
А тот, кто знает — беден, слаб и нищ.
Отрады мира скорбию чреваты,
А мудрость любит горесть пепелищ…
И, ничего ни в чем не понимая,
Случается, в час гибельный, ночной,
Порой я смысл какой-то постигаю,
Тень правды вдруг мелькнет передо мной.
Но рассказать другому не умею.
Но передать словами не могу,
И потому смущен — и цепенею,
Безмолвствую, кощунствую и лгу.
88–89. Молчи…
1. «О грусти вечной…»
О грусти вечной,
О первой встречной,
О страсти во взорах,
О счастьи в глазах,
На дне которых
Брезгливость и страх,
О душах приземистых, сытых, густых,
О будничных скучных небритых святых.
О тысячах жизней, смертей, бурных бедствий,
Что канули в серость без всяких последствий…
О песне нечаянной,
Спящих кольнувшей,
О счастьи трамвайном,
Пропавшем, мелькнувшем.
(Трамвай — на окраину,
Летом минувшим.
Был вечер, и ветер —
Совеем, как у Блока…
Духи, Гала-Петер,
Звоночек жестокий…)
О многом пустяшном,
Веселом и страшном,
О многом
И всяком,
Убогом —
И разном,
Обычном,
Однако,
Вполне безобразном,
Приличном,
Но, все же, совсем невозможном —