— Они, положимъ, не въ Шапошникова мѣтили! — объясняетъ сотникъ. — Другой инженеръ вмѣстѣ на дрезинѣ ѣхалъ, старый манчжурецъ… И 12,000 рублей съ собою везъ… Ну, дали залпъ изъ лѣса, — Шапошниковъ упалъ и еще рабочій одинъ… Другіе соскочили съ дрезины и подъ мостъ спрятались. Какъ-разъ на ихъ счастье товарный поѣздъ подходить сталъ… Ну, хунхузы и не посмѣли на цѣлый поѣздъ напасть.
— Ахъ, какъ страшно! — жмурится дама. — А поймали кого-нибудь?..
— Не знаю! — равнодушно отвѣчаетъ сотникъ. — Поймали сколько-то человѣкъ…
— А что съ ними сдѣлали? — любопытствую я.
— Передавили, должно быть! — вялымъ тономъ отвѣчаетъ сотникъ. — Что ихъ, собакъ, жалѣть?.. У насъ правило, — прибавляетъ онъ помолчавъ: — либо ты другъ порядка, либо ты разбойникъ. Разбойникамъ пощады нѣтъ, — гдѣ поймаемъ, тутъ и душимъ. Даже раненыхъ нельзя бросать. Ты его не добилъ, а онъ минуту устережемъ да тебѣ изъ револьвера въ животъ и пальнетъ.
Вмѣсто одного Харбина теперь существуетъ цѣлыхъ три: пристань, Старый Харбинъ и Новый Харбинъ, къ которому еще примыкаетъ деревня Мадягоу. Всѣ три части отдѣлены другъ отъ друга четырехверстными промежутками, и если эти пустынныя поля когда-нибудь застроятся, то дѣйствительно получится большой городъ. Харбинскіе патріоты и старожилы трехлѣтней давности убѣждены, что это случится очень скоро. Дѣйствительно, всѣ три Харбина обстраиваются изъ конца въ конецъ и такъ усердно, какъ будто послѣ пожара или землетрясенія.
Въ Старомъ Харбинѣ большую часть жилищъ составляютъ китайскія фанзы, часто слегка передѣланныя, чтобы походить на русское жилище.
Въ Новомъ Харбинѣ преобладаютъ саманныя постройки, повыше и попросторнѣе, но съ такими же стѣнами изъ сырого кирпича и досчатыми крышами безъ потолковъ. Даже нѣкоторыя изъ многочисленныхъ желѣзнодорожныхъ канцелярій помѣщаются въ такихъ жилищахъ и во время каждаго дождя должны укрывать свои бумаги клеенкой, ибо пологія, лишенныя потолковъ кровли немилосердно текутъ. Наконецъ, на пристани преобладаютъ новенькіе, наполовину обстроенные кирпичные дома съ желѣзными крышами. Впрочемъ, довольно много кирпичныхъ домовъ строится и въ Новомъ Харбинѣ.
Въ ожиданіи лучшаго, пустыри сильно разъединяютъ всѣ три части города, ибо ходить по нимъ вечеромъ весьма небезопасно. Даже патріоты харбинскіе признаются, что по части разбоевъ манчжурская желѣзнодорожная столица перещеголяла Читу, — этотъ классическій городъ поселенцевъ, гдѣ мирные обыватели опасаются послѣ восьми часовъ высунуть носъ на улицу. Раньше разбои велись совершенно откровенно, въ родѣ партизанской войны. Развалины ханшиннаго завода, на полдорогѣ къ пристани, служили обычнымъ мѣстомъ засады, откуда харбинскіе гверильясы нападали на пѣшеходовъ и обстрѣливали проѣзжавшіе экипажи. Мнѣ разсказывалъ знакомый офицеръ, что минувшею зимой, когда на пристани давались любительскіе спектакли, напуганная публика для возвращенія домой соединялась въ большія группы и отправлялась въ опасный путь мимо зловѣщаго завода съ револьверами въ рукахъ и ружьями на плечѣ. Даже офицеры шли съ обнаженными саблями и револьверами наготовѣ.
Въ настоящее время харбинскіе громилы стали скромнѣе и предпочитаютъ безшумный ножъ и въ особенности хорошо намыленную веревочную удавку. Послѣдній удавленникъ былъ подобранъ по дорогѣ къ пристани за три дня до нашего пріѣзда. За лѣто это уже четвертый случай. Излишне говорить, что всѣ эти подвиги не имѣютъ никакого отношенія къ китайцамъ или хунхузамъ, а совершаются сахалинскими или сибирскими удальцами, которые пришли сюда вмѣстѣ съ цивилизаціей. Мнѣ говорили что въ минувшее лѣто полиція выслала изъ Харбина больше 300 бродягъ и подозрительныхъ людей, а все-таки разбои не унимаются.
Дороговизна въ городѣ изумительная. Въ самой жалкой гостиницѣ крошечный нумеръ, не больше корабельной каюты, стоитъ три рубля въ сутки; на обѣденной картѣ выписаны какія-то непонятныя блюда: супъ котофей, шней-клепсъ, андрей-котъ, и каждая порція стоитъ рубль. Извозчикъ за три не очень большихъ конца взялъ три рубля и въ оправданіе разсказалъ, что ему приходится платить за уголъ въ чьей-то кухнѣ тридцать рублей въ мѣсяцъ. Хозяинъ одного изъ мелкихъ ресторановъ утверждалъ, что русская прислуга обходится ему три рубля въ сутки за каждаго человѣка. Однако, во время войны цѣны были гораздо выше. Всѣ рестораторы поспѣшили убраться. Остался только одинъ, который зато сразу разбогатѣлъ. Потребители осаждали единственный ресторанъ и ночью, и днемъ и только за право занять отдѣльный столикъ платили по 25 рублей, бутылка шампанскаго стоила 25 р., бутылка краснаго вина — 10 рублей.