Въ передней комнатѣ стояла большая плита, около которой пять или шесть полу-барынь очищали овощи и хлопотали съ кастрюльками и сковородками, приготовляя ужинъ. Начальникъ станціи тоже стоялъ у плиты и чистилъ картофель. Онъ до такой степени былъ поглощенъ этимъ занятіемъ, что даже не сразу отвѣтилъ на привѣтствіе. Жена его содержала буфетъ при станціи, и онъ, очевидно, вкладывалъ въ это дѣло весь излишекъ энергіи, который оставался у него отъ исполненія служебныхъ обязанностей. Одинъ изъ главныхъ инженеровъ на Хинганѣ говорилъ мнѣ какъ-то, что буфетъ основанъ изъ чистаго состраданія къ пассажирамъ, которымъ иначе пришлось бы умирать съ голоду, но я полагаю, принимая во вниманіе цѣны, что, кромѣ состраданія, могутъ быть и барыши.
Не получивъ отвѣта, я окликнулъ начальника станціи во второй разъ. Эффектъ получился неожиданный и совершенно необычайный. Двѣ дамы, изъ числа стряпавшихъ у плиты, внезапно бросивъ сковородки, подскочили ко мнѣ и жирными руками съ обѣихъ сторонъ схватили меня за полы.
— Что! — кричали онѣ наперебой и съ сильнымъ акцентомъ черты осѣдлости. — Вы съ Харбина?.. Мы сидимъ здѣсь пять дней голодомъ, холодомъ, ребята маленькіе… Знали бы, никогда бы не поѣхали въ той Харбинъ!..
Въ голосѣ ихъ звучали слезы, онѣ хватали ребятишекъ, которые бѣгали взадъ и впередъ, еще усиливая безпорядокъ, и совали мнѣ ихъ подъ носъ.
Я постыдно убѣжалъ въ другую комнату. Дѣвочка на столѣ разметалась и стала бредить. Отецъ ушелъ искать доктора. Мать сидѣла у того же стола и плакала. Но двѣ веселыя компаніи съ картами и водкой не обращали на это никакого вниманія. Въ концѣ-концовъ намъ пришлось уйти совсѣмъ, ибо нигдѣ не было даже мѣста, чтобы сложить багажъ, и мы отправились попросить гостепріимства на нѣсколько часовъ у знакомаго инженера, который обѣщалъ къ вечеру достать лошадей.
Хинганъ полонъ воспоминаній о послѣдней войнѣ, но слушаешь эти разсказы и недоумѣваешь, зачѣмъ собственно подрались два сосѣда, которые до самаго послѣдняго момента мирно уживались другъ съ другомъ.
— «Знакомо ли вамъ имя китайскаго генерала Пао? — спросилъ меня какъ-то знакомый инженеръ, человѣкъ весьма освѣдомленный, явившійся сюда еще съ первыми партіями изыскателей и даже во время войны уѣзжавшій лишь на три мѣсяца. — Я его хорошо зналъ. Изъ всего китайскаго начальства онъ самый толковый былъ. Сколько онъ еще цицикарскаго дзянь-дзюня отъ этой войны удерживалъ… А началась война, онъ же впередъ полѣзъ, потому что онъ былъ настоящій боевой человѣкъ, не дзянь-дзюню чета… Тогда и убили его въ самомъ началѣ.
И знаете, если бы онъ не погибъ, китайское сопротивленіе могло бы быть сильнѣе, потому что онъ серьезно смотрѣлъ на дѣло. А другіе начальники совсѣмъ растерялись… Вонъ, на перевалѣ, на самой высотѣ, какія укрѣпленія воздвигли, и въ полчаса наши ихъ оттуда долой сбили… А въ другихъ мѣстахъ еще хуже было… А погибло ихъ множество!.. — прибавилъ онъ, помолчавъ. — Всѣ дороги были трупами завалены. До поздней осени наши рабочіе убирали. Я вамъ разскажу! — продолжалъ онъ. — Странная у насъ здѣсь война была, и не война даже, а какой-то трагическій военный водевиль!..
Жили мы съ китайцами мирно, не то что въ Южной Манчжуріи. Поселеній здѣсь мало, приходили къ намъ рабочіе съ запада и юга, и, кажется, мы ихъ не обижали!.. Чиновники китайскіе были съ нами, какъ будто чтобы содѣйствовать работамъ, но, разумѣется, они намъ порядочно мѣшали… Мы штольню начнемъ, а они вдругъ заявятъ: „Въ этомъ мѣстѣ копать нельзя, духъ горы оскорбится!.. Сойдите влѣво сажень на десять!..“ Или, напримѣръ, мы управленіе хотимъ строить, выбрали мѣсто хорошее, на горѣ, великолѣпный видъ оттуда, а они говорятъ: „По китайскому закону лучшее мѣсто нужно подъ храмъ!..“
Но все это легко улаживалось; дашь что-нибудь чиновникамъ; они перестанутъ приставать. А потомъ мы ихъ совсѣмъ къ себѣ пріучили и сами привыкли, все въ гости другъ къ другу ѣздимъ… Особенно былъ тутъ одинъ И-Линъ-Дянь, русскіе рабочіе его Ильинъ день звали, славный такой старикъ…
Когда пришли первые слухи о боксерахъ на югѣ, джелантунскій амбань къ намъ гонца прислалъ.
— На югѣ, — говоритъ, — смуты. Мы сейчасъ вѣсть получили, можетъ, и сюда дойдутъ, а у васъ казаковъ мало… Мы вамъ 500 человѣкъ пѣхоты дадимъ, пусть васъ охраняютъ.
А дѣйствительно, у насъ было сорокъ человѣкъ казаковъ, и всѣ въ разъѣздѣ: тотъ съ почтой уѣхалъ, тотъ въ командировкѣ, осталось всего шестеро, и то ни одного патрона, берданки есть, а патроновъ нѣтъ.