Мальчишки съ пачками иллюстрацій, разносчики съ крестиками и бездѣлушками, носильщики, посыльные, шныряютъ по улицамъ во всякую погоду, неустанно отыскивая патрона.
Извозчики съ еле живыми лошадьми, всѣ въ лохмотьяхъ, какъ цыгане, толпами стоятъ на перекресткахъ и при первомъ намекѣ на кліента съ крикомъ выскакиваютъ впередъ и начинаютъ осадную войну. Избавиться отъ нихъ трудно и почти невозможно, и даже если вы взяли одного, остальные слѣдуютъ сзади и ругаютъ счастливаго соперника. Кто хочетъ, чтобы неаполитанцы оставили его въ покоѣ, долженъ замкнутъ свои уста, надѣть маску безпристрастія на лицо, и все время притворяться, что онъ деревянный истуканъ. Однажды, проѣзжая въ электрическомъ вагонѣ мимо цѣлой стаи веттурино, которые ожесточенно щелкали бичами и громко требовали, чтобы мы вышли изъ трамвая и воспользовались ихъ экипажемъ, я сошкольничалъ и показалъ одному изъ нихъ языкъ. Онъ принялъ это за приглашеніе и немедленно поскакалъ вслѣдъ за вагономъ. Казалось, онъ былъ готовъ вскочить внутрь вмѣстѣ съ лошадью. Чрезъ минуту вагонъ вошелъ въ большой туннель, проходящій подъ горою Вомеро. Извозчикъ поскакалъ въ объѣздъ, но по выходѣ изъ туннеля я выскочилъ изъ вагона и скрылся въ сосѣднемъ переулкѣ.
Другой веттурино забрался ко мнѣ въ гостиницу и, въ оправданіе своего визита, предъявилъ удивительный документъ. Это былъ родъ свидѣтельства, напечатаннаго по-русски, не умѣю сказать, въ какой типографіи, но совсѣмъ по формѣ и даже за надлежащимъ номеромъ. Свидѣтельство гласило: «Предъявитель сего Джіованни Малатеста Бельтрафіо говоритъ немного по-французски и по мѣрѣ своего разумѣнія угождаетъ сѣдокамъ. Я ѣздилъ съ нимъ и остался доволенъ. Впрочемъ, довольно глупъ». Дальше слѣдовала подпись: —скій предводитель дворянства такой-то.
Въ виду отсутствія промышленности и заработковъ, въ Неаполѣ и окрестной странѣ все дешево и продается за гроши. Въ Сорренто два десятка апельсиновъ стоитъ одинъ сольдъ, меньше двухъ копеекъ. Меблированную виллу съ садомъ можно нанять за пятьдесятъ франковъ въ мѣсяцъ, а прислугу за двѣнадцать, но населеніе бѣжитъ отъ этой дешевизны и толпами выселяется въ Америку.
Вся неаполитанская сторона поразительно плодородна. Это цвѣтущій садъ, сплошь воздѣланный и населенный. Густыя апельсиновыя рощи въ разгарѣ зимы осыпаются плодами болѣе многочисленными, чѣмъ листья на ихъ вѣтвяхъ. Оливковыя деревья спускаются по горнымъ склонамъ вплоть до морского прибоя, и всѣ промежутки между ними тщательно вскопаны и засажены помидорами и фенокками. Главная дорога, идущая вдоль берега, представляетъ одну непрерывную улицу, и въ сущности неаполитанскія предмѣстья развернулись на огромномъ протяженіи отъ Позилипа до Байевъ и отъ Везувія до Капо ди Сорренто.
Но южно-итальянскіе порядки придаютъ этому земному раю такія черты, что и жителямъ и гостямъ хочется только одного, — убѣжать безъ оглядки и по возможности подальше. Улица прибрежныхъ строеній на разстояніи двадцати пяти миль распадается на шесть городовъ, которые отдѣлились другъ отъ друга заставами и взимаютъ и съ коннаго и съ пѣшаго разнообразные акцизы въ пользу городской казны и мелкія взятки въ пользу стражи. Въ теченіе шести часовъ ѣзды отъ Неаполя до Помпеи меня заставили четыре раза раскрыть свои чемоданы. Электрическая дорога проходитъ сквозь всю длину побережья, но акцизная полиція черезъ каждыя три версты останавливаетъ вагоны и требуетъ пошлину за пару апельсиновъ, за ковригу хлѣба, за пачку дешевыхъ макаронъ. Даже между двумя поселками острова Капри существуетъ застава и акцизъ, и сердитый сѣверный вѣтеръ, трамонтано, который часто отрѣзываетъ островъ на цѣлые дни отъ всего внѣшняго міра, не можетъ угасить жадности этихъ общинъ и муниципальнаго стремленія къ взаимной обчисткѣ.
Населеніе ненавидитъ заставы, но не можетъ отъ нихъ избавиться. Недавно въ процессѣ Соннино адвокатъ, защищавшій его противъ обвиненія въ плутовствѣ при поставкѣ казенныхъ подрядовъ, воскликнулъ въ видѣ послѣдняго аргумента: «Кто изъ васъ — господа судьи, не переходилъ черезъ линію акцизной стражи съ запретной колбасой въ карманѣ?» И судьи приняли его сторону.
Прибрежная дорога въ принципѣ вымощена лавой, но ухабы ея напоминаютъ негритянскія ямы для ловли дикихъ звѣрей. Лошади и ослы, вѣчно загромождающіе ее, покрыты кровью и ранами, ибо въ итальянской упряжкѣ хомутъ замѣненъ первобытнымъ нагруднымъ ремнемъ и жестокія постромки терзаютъ бока несчастныхъ животныхъ. Сѣверные нервы не могутъ выдержать итальянскаго обращенія съ лошадьми, предъ которымъ блѣднѣютъ подвиги казанскихъ живодеровъ. Каменщики, которые постоянно чинятъ эту избитую дорогу, снимаютъ при вашемъ проѣздѣ шапки и кланяются, точь-въ-точь, какъ на русскомъ провинціальномъ шоссе. Жилища крестьянъ, разсыпанныя вдоль развѣтвленій дороги, очень живописны снаружи. Они увиты плющемъ и обсажены виноградомъ, но внутри это — берлоги безъ мебели и почти безъ утвари, съ землянымъ поломъ, протекающей кровлей и окнами безъ стеколъ. Обитатели ихъ спятъ, подостлавъ подъ себя рухлядь, и во время обѣда хозяйка вытираетъ пару выщербленныхъ тарелокъ концомъ грязнаго платка, покрывающаго ея голову. Однимъ словомъ, несмотря на смуглую краску лицъ и различіе языка, картина привычная, знакомая намъ съ дѣтства.