Южные камчадалы, по крайней мѣрѣ, на три четверти обрусѣли и изъ всѣхъ силъ стараются обрусѣть до конца. Но сѣверные не имѣютъ и этого утѣшенія. По-русски не говоритъ почти никто, — тѣмъ не менѣе отъ собственной духовной жизни не осталось и слѣда, сказки забыты, старинные обычаи брошены, шаманскія вѣрованія исчезли, а христіанство привилось только по имени.
Игрища и пляски, общественные обряды, сложные и оригинальные, какъ ихъ описываетъ Крашенинниковъ, — все перевелось и не замѣнено ничѣмъ.
Мнѣ случилось отсиживаться отъ пурги въ небольшой лѣсной избушкѣ съ артелью камчадальскихъ охотниковъ почти трое сутокъ. Все это время они сидѣли, теплили огонь и молчали, варили рыбу, ѣли и опять молчали, ложились спать, просыпались и опять начинали молчать. Въ жизни своей я не встрѣчалъ такого безсловеснаго народа.
Я объяснялъ себѣ испуганное состояніе камчадаловъ историческими причинами, вспоминая, напримѣръ, пословицу: «На небѣ Богъ, а въ Камчаткѣ Кохъ», но потомъ оказалось, что современность продолжаетъ вносить свою лепту.
— А ты видѣлъ исправника? — сказалъ мнѣ, наконецъ, одинъ старикъ, довѣріе котораго я успѣлъ заслужить, вылѣчивъ его отъ инфлуэнцы. — Въ немъ безъ малаго восемь пудовъ. Такой закричитъ, да ногами затопаетъ, поневолѣ испугаешься, да въ ноги упадешь… А тигильскій-то священникъ! — прибавилъ онъ, помолчавъ. — Тоже крупный, Богъ съ нимъ!.. Всѣ русскіе крупные… Кулаки — во-о!.. То мы и боимся, не попало бы намъ случаемъ!..
Купеческіе рыболовные промыслы, начатые у береговъ Камчатки лѣтъ съ десять тому назадъ, всѣ лопнули, благодаря настойчивому запрещенію употреблять японскихъ рабочихъ. Товарищество котиковыхъ промысловъ сняло долой свои рыбалки. Японская компанія подъ фирмою вологодскаго мѣщанина Зубкова распалась, но Зубковъ очутился съ капиталомъ и сталъ вести дѣло на собственный страхъ. Зато его довѣрители въ Хакодате, по разсказамъ проѣзжихъ, переселились изъ большихъ домовъ въ маленькіе. Впрочемъ, и Зубкову не везло. Лишившись японскихъ рабочихъ, онъ попробовалъ подобрать русскихъ во Владивостокѣ изъ уличной шпанки, но они, получивъ задатки, бѣжали. Тогда онъ попытался опять привести японскія шкуны, но его поймали, отняли невода и оштрафовали на довольно крупную сумму. Невода расшили на части и продали въ Петропавловскѣ съ публичнаго торга, къ великой радости мѣстныхъ жителей, а Зубковъ, въ свою очередь, сколько я знаю, опять обратился къ японцамъ. Стеречь эти воды некому, шкуна «Сторожъ» совсѣмъ разлѣзлась, а пароходъ «Якутъ» ходилъ это лѣто въ Беринговомъ морѣ, а, между тѣмъ, сушеная рыба, проданная въ Японіи, приноситъ, по меньшей мѣрѣ, сто на сто барыша.
Впрочемъ, товарищество котиковыхъ промысловъ не унываетъ и, преобразовавшись въ камчатское акціонерное общество, съ капиталомъ въ полтора милліона, устроило подъ Петропавловскомъ большой консервный заводъ, первый на русскомъ тихо-океанскомъ побережьѣ, а по размѣрамъ, кажется, первый и въ Россіи.
Я провелъ на заводѣ одно поучительное утро.
Устройствомъ его завѣдываетъ управляющій рыбными промыслами, г. Ѳедосѣевъ, торговавшій нѣкогда на Волгѣ хлѣбомъ, кстати сказать, не знающій ни одного иностраннаго языка. Между тѣмъ, столпотвореніе языковъ на заводѣ не уступаетъ вавилонскому.
— Прямо дванадесять языкъ! — разсказывалъ мнѣ г. Ѳедосѣевъ. — Я вотъ русскій, старшій инженеръ по набиванію консервовъ — американецъ, товарищъ его тоже, поваръ у нихъ негръ. Механики есть шведы, есть норвежцы, одинъ нѣмецъ, одинъ чухонецъ; рабочіе-китайцы изъ Шанхая, китайцы изъ С.-Франциско, японцы, алеуты, корейцы… Переводчиковъ нѣтъ, никто другъ друга не понимаетъ. Ссорятся, жалуются, а я ихъ тоже не понимаю… Другой разъ возишься, возишься съ ними, да поневолѣ и скажешь: «Ну васъ ко всѣмъ чертямъ! Глаза бы мои не глядѣли на васъ!.. Уйду я отъ васъ, отъ треклятыхъ, куда глаза глядятъ!» А потомъ подумаешь, и опять жалко станетъ.
Излишне объяснять, что до пріѣзда на Камчатку г. Ѳедосѣевъ не имѣлъ никакого понятія ни о дѣланіи консервовъ, ни о рыболовствѣ вообще.
— Ѣздилъ я и въ Норвегію! — говорилъ онъ мнѣ. — Промыслы посмотрѣть… Но безъ языка худо, да и не показываютъ подлецы!..
Тѣмъ не менѣе, консервный заводъ отстроенъ и даже пущенъ въ дѣйствіе. Машины привезены изъ Норвегіи и Америки. А строили и собирали ихъ китайскіе и японскіе плотники, котельщики и кузнецы, ибо употреблять иностранныхъ рабочихъ запрещено только въ рыболовствѣ. Паровая машина имѣетъ 65 силъ, и производительность завода достигаетъ 800 ящиковъ, т. е. 3,200 дюжинъ коробокъ въ сутки. Такъ какъ изъ одной рыбы средней величины выходитъ 3–4 коробки, то, слѣдовательно, заводъ можетъ обработать до десяти тысячъ рыбъ въ день.