6. Извозчикъ
Я встрѣтилъ его въ первый разъ три года тому назадъ, въ Нижнемъ. Онъ стоялъ на площади передъ толпой, заложивъ полы кафтана за поясъ, и говорилъ рѣчь. Шла забастовка извозчиковъ, въ началѣ іюля предъ ярмаркой, далеко до октябрскаго разлива.
Онъ говорилъ вещи, нынѣ всѣмъ извѣстныя, о бюрократіи, и о городской управѣ, и о новой таксѣ на проѣздъ, о пьяныхъ сѣдокахъ, о Портъ-Артурѣ и и о мордобоѣ въ участкахъ.
— Надо бы намъ немножко полегчить свое положеніе!..
И послѣ каждаго пункта прибавлялъ, подобно Гапону: «Не правда ли, братцы?»
И братцы ревѣли въ отвѣтъ: «правда!» и даже кричали «ура».
Окончивъ рѣчь, онъ повернулся въ нашу сторону и сказалъ: «Ну, на сегодня довольно. Я имъ преподнесъ хорошую зажигалку».
Черезъ полчаса мы сидѣли въ трактирѣ. Насъ было шестеро. Три интеллигента и три извозчика изъ забастовочнаго комитета. Онъ былъ главный.
На столѣ появилась водка. Но онъ не пилъ. Онъ былъ пьянъ своимъ возбужденіемъ, неистощимымъ краснорѣчіемъ и множествомъ мыслей, которыя внезапно проснулись въ его головѣ. И онъ говорилъ, не умолкая, не давалъ другимъ слова сказать.
Я смотрѣлъ на него и слушалъ съ безмолвнымъ удивленіемъ. Это былъ для меня новый, невиданный типъ. Все въ немъ было кудрявое, волоса, рѣчи и жесты рукъ, и всѣ движенія. Карманы его были набиты бумагами. Тутъ были копіи прошеній, таблицы старыхъ таксъ и примѣрный образецъ новой таксы, какая-то книжонка о берлинскихъ извозчикахъ. И въ рѣчи своей онъ поминутно цитировалъ стихи и прозу, Некрасова и псалтирь Давида, Дрожжина и и Печерскій Патерикъ и новую тогда книжку Мускатблита «О народномъ представительствѣ» ростовскаго изданія.
Помню, я написалъ о немъ потомъ въ «Русскихъ Вѣдомостяхъ», и газеты подхватили. Кажется Альбовъ въ «Нашей Жизни» заговорилъ объ этомъ новомъ кудрявомъ типѣ русскаго народа и сравнивалъ его съ деревомъ, которое распускаетъ весною новыя кудрявыя почки.
Кстати сказать, забастовка окончилась полной побѣдой. То было особенное время. Интеллигенція помогала, и весь обыватель былъ «на сторонѣ справедливости». И даже городская управа, та самая, которую обличали ораторы, «шла навстрѣчу разумнымъ требованіямъ»; а господинъ полицеймейстеръ «ничего не имѣлъ противъ» и разрѣшалъ сходки на площади. Городовые стояли и слушали и никого не тащили въ участокъ. Однимъ словомъ, всѣ были за и никто не былъ противъ. И если на той же недѣлѣ въ Тихомъ переулкѣ произошелъ довольно бурный погромъ студентовъ и евреевъ, и забастовщиковъ, то его произвели какіе-то никому невѣдомые хулиганы. Они свалились прямо съ неба, проломили съ десятокъ головъ и провалились сквозь землю. Полиція не знала ничего и была невинна, какъ новорожденный младенецъ.
Таково было наше первое знакомство. А теперь я встрѣтилъ его случайно въ городской управѣ, среди просителей. Взглянулъ и узналъ, и подумалъ: «Вотъ человѣкъ, кому революція пошла на пользу». Онъ раздобрѣлъ и похорошѣлъ, ставъ шире въ плечахъ, и какъ будто выросъ. И движенія его утратили прежнюю юркость и стали плавныя, какъ у профессора.
Кафтана на немъ не было. Онъ былъ въ картузѣ и обычной мѣщанской одеждѣ, потертой, но чистой. Карманы его были попрежнему набиты бумагами.
Черезъ полчаса мы сидѣли въ томъ же трактирѣ. Но теперь насъ было только двое. Другіе интеллигенты изъ прежней компаніи были далеко. Присяжный повѣренный Жемчуговъ былъ высланъ въ Вологду, попалъ въ глухое село и былъ тяжко боленъ. Газетный репортеръ Улановъ попалъ въ Сибирь. Помню: онъ жилъ на площади какъ разъ напротивъ острога.
— Чтобъ ближе было садиться, — объяснялъ онъ совершенно серьезно. Сажали его чуть ли не каждые три мѣсяца, но потомъ выпускали.
Два другіе извозчика, члены тогдашняго комитета, были, должно быть, на биржѣ, съ лошадьми.
— Разсказывайте, что съ вами было.
— «Много было. — Онъ даже глаза закрылъ. — Горы и ухабы… Всего и не припомню…
Первую-то забастовку, вы знаете, мы выиграли; въ скорости составили союзъ, юрисконсульта своего поимѣли, того же господина Жемчугова, а я предсѣдателемъ былъ. Есть чего добромъ помянуть, два года жили вольготно, дышали, не стѣсняясь. Не было штрафовъ, и полиція насъ не касалась.
Отъ города имѣли обязательныя правила. Если согрѣшишь, ступай къ мировому судьѣ. На день, на два посадитъ, а то оправдаетъ.
Веселое было время. Дай Богъ еще разъ…
Судьи гуманно относились къ извозчикамъ. Кайзеръ судья знаменитый. Онъ нипочемъ не судилъ извозчиковъ, все оправдывалъ. Иные хулиганы пользовались и лишку брали, но мы слѣдили, чтобы вывести этотъ позоръ. Знаете, наша извозчичья тактика вырабатывалась вѣками, — запрашивать, какъ можно больше. Полтинникъ или рубль, — если сѣдокъ поддается.