Домъ примыкаетъ къ обрыву, и надъ обрывомъ построена терраса на высокихъ столбахъ. Съ террасы море кажется совсѣмъ близко, но добраться до моря трудно. На двѣ версты тянутся неровные, зыбучіе песчаные бугры.
— Я построю для своей жены крытую галлерею до самаго моря на высокихъ столбахъ, — сообщилъ Мухтаровъ послѣ обѣда, ковыряя зубочисткой въ своихъ золотыхъ зубахъ.
Ахметъ-Бекъ посмотрѣлъ на меня и многозначительно сказалъ:
— А что-жъ, и построитъ.
Такая галлерея могла обойтись тысячъ во сто.
— Нисколько не стыдно мнѣ, — разсказывалъ Мухтаровъ, — что я крестьянскаго рода. Грамотѣ не учился, зато изъ жизни учился. Мальчикомъ былъ, масленщикомъ. Пришли европейцы, все захватили, построили заводы. Я сталъ такъ думать: «Отчего я получаю двѣнадцать рублей, а онъ полтораста? Такой же человѣкъ. Я пойду учиться.
На заводъ пошелъ, ученикомъ слесаря, неохотно взяли. Пять лѣтъ былъ ученикомъ, мастеромъ сталъ, 60 рублей получалъ. Думаю: мало. Пошелъ ученикомъ къ токарямъ по металлу, опять на 30 копеекъ въ день. Потомъ машинистомъ пошелъ, два года былъ, 120 рублей получалъ; опять пошелъ въ буровую мастерскую послѣднимъ настральщикомъ (уборщикомъ) на 17 рублей въ мѣсяцъ. Научился механикомъ, буровымъ мастеромъ. На второй годъ получалъ 300 рублей въ мѣсяцъ, да еще футовыя, 50 копеекъ съ фута. Старшимъ мастеромъ сталъ, подрядчикомъ буренія. Маленькій заводъ открылъ, построилъ одинъ станокъ. Алексѣевъ, русскій промышленникъ, помогъ мнѣ. Теперь у меня 86 станковъ, 3.000 рабочихъ. Бурильные инструменты. Тоже станки дѣлаю, но никому не даю, мнѣ нѣтъ разсчета. Нефть у мень маленькая, ради забавы. Пробурить, деньги получить — вотъ мой оборотъ…»
Къ рабочимъ забастовкамъ Мухтаровъ относился безъ боязни и безъ вражды.
— «Пускай другіе боятся, — говорилъ онъ. — У него капиталъ уйдетъ, ему все цѣна прежняя: 30 копеекъ. Возьмите у меня мои деньги. Я буду работать, опять хозяиномъ стану.
Мои рабочіе не забастуютъ, я иначе плачу. Старыхъ рабочихъ наблюдаю. Есть двое слесарей, русскіе, прежніе товарищи мои, двое уцѣлѣли. Они управляющаго не признаютъ. „Мы, — говорятъ, — хозяева здѣсь, а ты наемникъ“. Получаютъ по 60 рублей, работаютъ 2–3 часа въ день, устали старики. Когда изобрѣтаю, я съ ними совѣтуюсь. Одинъ упорный говоритъ: „Не пойдетъ, Муртуза“. Потомъ по плечу похлопаетъ, скажетъ: „Молодецъ, Муртуза“.
Другіе старые умерли, женамъ пенсіи далъ, денегъ выдалъ поѣхать въ Россію. Недавно одного отпустилъ на четыре мѣсяца на отдыхъ съ жалованьемъ. Двѣнадцать лѣтъ работаетъ.
Фирма Горна недавно платежъ прекратила, я въ администрацію попалъ; стали рабочихъ расчитывать. Я говорю: такъ нельзя. Надо платить. Кто 8 лѣтъ работалъ, — четырехмѣсячную плату. Кто 6 лѣтъ работалъ, — трехмѣсячную плату. Полмѣсяца платы за годъ…
Что рабочіе бастуютъ, то я ихъ не обвиняю. Попробуйте утромъ вставать, въ шесть часовъ гудокъ, идти на работу, ничего не видѣть. Я это самъ понимаю. Встанешь утромъ, все болитъ, рука не держитъ молотокъ.
Но только я говорилъ рабочимъ: — „Не разоряйте фирмы. Вотъ мои капиталы, подѣлите, вамъ не хватитъ на мѣсяцъ. Голодные будемъ. А теперь я выплачиваю вамъ шестьдесятъ четыре тысячи. Это нашъ хлѣбъ“. Одни понимаютъ, другіе не понимаютъ…»
Рѣчи Мухтарова о разореніи фирмъ имѣютъ фактическое основаніе. Забастовки на Кавказѣ, можно сказать, вышли за предѣлы естественной растяжимости. Мнѣ указывали на это даже мѣстные соціалъ-демократы въ Тифлисѣ и въ Баку. Въ одномъ бакинскомъ районѣ въ 1907 году, когда волна забастовокъ нѣсколько спала, все-таки было 122 забастовки и 52 конфликта. Въ нихъ принимало участіе 25,160 человѣкъ. Они потеряли 667,867 рабочихъ дней. В. И. Фроловъ въ своемъ статистическомъ изслѣдованіи бакинскихъ забастовокъ приходитъ къ выводу, что забастовочное движеніе въ Баку развито шире, чѣмъ гдѣ бы то ни было въ мірѣ. На другой сторонѣ Кавказа, въ Батумѣ, въ результатѣ рабочихъ конфликтовъ многія предпріятія закрыты. Такъ, напримѣръ, заводъ Манташева (производство деревянныхъ ящиковъ для нефти) былъ перенесенъ въ Египетъ. Ящики теперь получаются изъ Александріи. Изъ общаго числа рабочихъ въ 11–12 тысячъ въ Батумѣ едва осталась 2–3 тысячи.
Въ Тифлисѣ по той же причинѣ закрылось кожевенное производство Адельханова, занимавшее 2,000 рабочихъ. Даже въ болѣе мелкихъ предпріятіяхъ полуремесленнаго типа наблюдалось то же самое. Напримѣръ, сапожная фирма Бояджанъ перенесла производство въ Петербургъ и оттуда посылаетъ въ Тифлисъ готовые сапоги.