Горцы ѣдятъ и пьютъ умѣренно. Но въ эти ущелья часто является голодъ. Въ одной саклѣ мнѣ показали нѣсколько кусковъ лепешки… Она была проткана плѣсенью, чернѣе земли и горше полыни.
— Вотъ какимъ хлѣбомъ вы кормите насъ въ голодные года, — сказалъ хозяинъ.
Оказалось, что въ прошломъ году былъ голодъ, и это была правительственная ссуда съ разсрочкой на три года.
Мнѣ было стыдно смотрѣть на это подобіе пищи. Даже самарскій голодный хлѣбъ выглядѣлъ лучше.
Весь Зангезурскій округъ совсѣмъ отказался отъ этой ссуды. 50,000 пудовъ пришлось увезти обратно. Крестьяне сказали: «Такую муку даете на три года. Будете потомъ взыскивать съ процентами, съ плетьми. Не надо ничего».
Милое населеніе горныхъ армянскихъ селеній!.. Дѣвушки съ черными глазами и пышными волосами. Имена у нихъ тоже пышныя: Ргача-Огнеокая, Кохоръ-Драгоцѣнный-Камень, Вартуги-Розовый-Цвѣтъ. И когда идутъ къ фонтану, онѣ пугливо закрываютъ длиннымъ платкомъ ротъ и подбородокъ, но смотрятъ лукаво изъ-подъ прикрытія. А когда идутъ съ фонтана, съ кувшиномъ на головѣ, выступаютъ медленно и стройно, какъ живыя статуи.
Мужчины высокіе, въ рваныхъ бешметахъ и кожаныхъ лаптяхъ съ цвѣтными покромками. И ходятъ они легкой походкой, какъ будто на пружинахъ. Впрочемъ, въ горахъ такой походкой ходятъ всѣ люди и кони, бараны и даже ослы.
Рано утромъ мы сѣли верхомъ на лошадей и уѣхали въ горы. Дорога то уходила въ лѣсъ, то выбѣгала на край скалы и вилась надъ пропастью, зигзагъ за зигзагомъ. И на одномъ поворотѣ подъ нами внизу широко открылась долина рѣки Дебеды и рельсы дороги. У рельсъ стояли двѣ пушки и строились солдаты. Они проходили къ Карсу, къ турецкой границѣ. И, къ моему изумленію, Аріарани, армянскій націоналистъ, остановилъ коня и сталъ съ увлеченіемъ цитировать:
— Нравится вамъ? — спросилъ я.
— Да, нравится. Тоже и въ этомъ есть русская сила:
Русская сила спасла насъ отъ турокъ. Все это было, и мы не забыли.
Но на другомъ поворотѣ мы снова остановились, и Аріарани сказалъ:
— Все это было, но теперь есть и другое. Мы не можемъ забыть также и того, какъ отбирали у насъ имущества церковныя. Я какъ теперь помню: у насъ въ Баку колоколъ гудитъ, въ церковной оградѣ толпа, и ее разстрѣливаютъ. Кругомъ море народное. Реветъ, напираетъ, а пробиться нельзя. Стѣна желѣзная… Чего они хотѣли? Лойальный народъ, отъ Карса до самой Бухары. Въ Турціи христіанское меньшинство, — вѣрный союзникъ.
Я слушаю, и мнѣ неловко. Я стараюсь перемѣнить тему разговора. Навстрѣчу намъ изъ-за поворота дороги выходитъ пѣшеходъ. Онъ высокъ и статенъ. У него черные усы. И черезъ плечо переброшено старое ружье на сыромятномъ ремнѣ.
— Какой красавецъ, — говорю я. — Это изъ здѣшняго народа?
Іованнесъ Малый окидываетъ его критическимъ взглядомъ.
— Былъ бы хорошій борецъ, — замѣчаетъ онъ.
— А вы любите борьбу?
— Да, очень. У насъ въ Баку армянскій борецъ Микыртычевъ боролся за чемпіонатъ съ русскимъ борцомъ Зайкинымъ. И когда одолѣвалъ русскій, вся публика ревѣла: «Ногу!» Это будто бы противникъ нашему ногу подставляетъ незаконно. Теряется отъ этого борецъ. Затѣмъ и кричимъ… Даже всѣ татары ревѣли вмѣстѣ съ нами. Кавказскій борецъ… Я тоже ревѣлъ вмѣстѣ съ другими, — прибавилъ онъ съ улыбкой. — Кажется, за это время я посѣдѣлъ отъ напряженія еще на десять волосковъ.
Я перевожу глаза на его косматую полусѣдую голову.
— Неужели вы такой націоналистъ? Русскіе интеллигенты не бываютъ такіе.
— Если бы я былъ русскій, — говоритъ онъ медленно, — я бы тоже не былъ такой. Маленькая нація, что она можетъ? Оттого насъ трудно понимать. Русскій народъ — великій народъ; что ему сдѣлается? Какія бури ни будутъ, онъ выдержитъ. А мы — маленькій народъ, задавленный… Еще чуть толкнуть — и мы, быть можетъ, упадемъ. Никто насъ не понимаетъ. Вотъ еврея и поляка я понимаю. Но ихъ все-таки больше. Насъ всего милліонъ съ четвертью, да въ Турціи два милліона. Какъ это мало! Больше половины народа погибло въ рѣзнѣ за десять вѣковъ. Къ русскимъ нельзя отнестись пренебрежительно, а къ намъ можно. Это и больно. Оттого назови меня армяшкой, да лучше убить меня!..
Бѣдные маленькіе народы…
Гостепріимство въ этихъ ущельяхъ тоже старинное. Мы поднялись на горныя пастбища по утомительной дорогѣ, усталые, голодные до-нельзя. И сперва пастухи встрѣтили насъ съ тревогой. Внизу въ долинѣ происходила военная экзекуція, точнѣе говоря, странствовалъ казачій отрядъ, истреблявшій свѣжую баранину и кахетинское вино. Пастухи опасались, не имѣетъ ли нашъ приходъ отношенія къ новымъ реквизиціямъ. Но потомъ они разглядѣли лица моихъ спутниковъ, успокоились и развеселились. Они привели насъ къ главному шатру, достали сыра, хлѣба и вина и зарѣзали барана. И долго угощали варенымъ и жаренымъ, печенымъ и даже сырымъ мясомъ и не отставали, и въ заключеніе въ видѣ упрека за наше городское безсиліе и малую емкость разсказали лукавый разсказъ стараго времени.