Вся жизнь въ Гаграхъ казенная, — даже мелкія лавочки и турецкія кофейни получаютъ субсидію, а другія, напротивъ, платятъ за мѣсто на базарѣ по 30 рублей въ мѣсяцъ. Зато и цѣны совсѣмъ небывалыя, вдвое и втрое противъ сосѣднихъ прибрежныхъ мѣстечекъ. А торговцы кричатъ: «Ну и мѣсто. Попался сюда на лѣто. Больше никогда не пріѣду».
Ко всему этому надо прибавить климатъ, до крайности влажный, особенно лѣтомъ. За своими высокими стѣнами, на берегу моря, подъ жаркимъ солнцемъ, станція Гагры стоитъ, какъ грунтовая теплица. Для насъ, непривычныхъ, весь климатъ устроенъ какъ будто навыворотъ. Лѣтомъ безоблачно, ясно, тепло. А сырость такая, что все покрывается плѣсенью. У дверей косяки разбухаютъ и рамы у оконъ. Зимой постоянные ливни. Рѣки и ручьи выходятъ изъ всякихъ границъ. Низины затоплены. А въ воздухѣ сухо. Деревянныя двери трескаются, въ комнатѣ сохнетъ табакъ.
Лѣтомъ и зимой малярія. И съ утра до вечера нечего дѣлать. Даже флиртомъ заниматься слишкомъ душно. Испарина возьметъ. Скучныя горы…
8. Возвращеніе
Я возвращался на сѣверъ Военно-Грузинской дорогой, по Арагвѣ и по Тереку.
Долина Арагвы начинается у города Мцхета и уходитъ въ горы. И въ началѣ она широка и красива, и горы раздвинулись, и низкія зеленыя вершины какъ будто убѣгаютъ отъ взгляда направо и налѣво. Мы выѣхали поздно и ѣхали до вечера. Было тихо, тепло. Намъ попадались навстрѣчу сады и виноградники, пахло кизилемъ и абрикосомъ, и кто-то бренчалъ на зурнѣ, въ сторонѣ отъ дороги, и чуть слышно напѣвалъ: а-да-ла-да-лай.
Потомъ зеленые склоны подошли ближе къ берегамъ рѣки; пашни и луга поползли вверхъ по отлогимъ подъемамъ, а наверху были лѣса. Села лѣпились на террасахъ, какъ группы ульевъ. И Арагва какъ будто забрасывала впередъ свою узкую серебряную ленту и убѣгала вдаль.
За Млетомъ дорога стала круче и природа мрачнѣе. Явились скалы, бурыя, обрывистыя, и водопады узкой тесьмой прижимались къ базальтовымъ отвѣсамъ. И вперемежку съ ними почти также отвѣсно поднимались по каменнымъ стѣнамъ посѣвы и покосы.
На половинѣ горы приземистыя копны сидѣли, какъ дикіе гуси, и какъ будто собирались вспорхнуть и улетѣть. И на одномъ поворотѣ высоко надъ собою мы увидѣли косца. Онъ косилъ на гору, а отгибался подъ гору. Страшно было смотрѣть на него. Казалось, что еще взмахъ, и онъ свалится внизъ въ рѣку.
Вмѣстѣ со скалами начались осетинскіе аулы. Они были, какъ кучи сѣрыхъ гнѣздъ, сложенныхъ изъ камня и навоза. На высотахъ стояли живописныя сторожевыя башни. Иныя изъ нихъ выцвѣли и осыпались. Онѣ походили на мшистыя скалы. А рядомъ скалы вывѣтрились и походили на башни.
На каждомъ шагу попадались развалины селеній, разрушенныя, но жилыя. Жалкіе люди ютились въ развалинахъ, какъ звѣри.
У каждаго аула насъ встрѣчали и потомъ далеко провожали собаки и ребятишки. Собаки были похожи на шакаловъ. Ребятишки были въ лохмотьяхъ, съ маленькой черной шапочкой на самой макушкѣ, а у другихъ была непокрытая грива волосъ, побѣлѣвшихъ на солнцѣ, какъ ленъ. Они проворно топотали своими босыми ноженками и долго бѣжали за нашей повозкой, и просили милостыню.
Рано утромъ, послѣ перваго ночлега, я вышелъ на дворъ.
Къ самому порогу подходилъ яркій лугъ, пестрый отъ крупныхъ цвѣтовъ.
День былъ ликующій, ясный. Бѣлыя тучки вились по вершинамъ Семи Братьевъ. Гутъ-Гора была справа, нагая, гребенчатая. Туча висѣла надъ Высокой горой и бросала на солнечный склонъ зубчатую тѣнь, какъ гигантская жаба. А рядомъ была другая туча серебристо-сѣрая и на ея свѣтломъ фонѣ тяжко и стройно парилъ черный орелъ.
А по сосѣднимъ откосамъ змѣились бѣлыя полоски не растаявшаго снѣга. Въ одномъ мѣстѣ рядомъ лежали лента не скошенной ржи и лента снѣга, обѣ одной ширины.
Мы выѣхали рано и доѣхали до перевала, и видѣли рожденье Арагвы въ узкомъ ущельѣ далеко внизу. Противъ насъ, на другой сторонѣ ущелья, висѣлъ водопадъ, какъ бѣлая занавѣска. И по карнизу дороги передъ нами на черномъ конѣ, въ черной буркѣ, скакалъ осетинъ, обвѣшанный оружіемъ. Онъ гикалъ на скаку и выхватывалъ ружье изъ длиннаго чехла и стрѣлялъ вверхъ, и скалы гулко повторяли и крикъ, и выстрѣлъ…
Терекъ сбѣгаетъ съ перевала по краснымъ желѣзистымъ камнямъ и быстро набираетъ силы и верстъ черезъ десять становится буйнымъ потокомъ. У станціи Коби въ него вливается Черная рѣчка, какъ струя нефти, и долго течетъ рядомъ, не смѣшиваясь, и, наконецъ, таетъ въ сѣрыхъ волнахъ.
Мы спускались почти отвѣсно внизъ, и вдругъ на поворотѣ въ узкомъ промежуткѣ трахитовыхъ утесовъ явился Казбекъ. У него была бѣлая голова и черная грудь. И съ правой стороны на грудь Казбека струился широкій ледникъ и завивался внизъ, какъ бѣлая рѣка, густая, отвердѣвшая.