Онъ машетъ рукой: — Я бросилъ. Какой же экзаменъ, когда семейство стало прибавляться…
— Какъ прибавляться?
— Сынъ у меня родился.
— Позвольте. Когда же вы женились? Я и не зналъ.
Я бывалъ у него прежде. Онъ жилъ одинъ въ комнатѣ, какъ молодой монахъ.
Казаринъ только плечами пожимаетъ, вмѣсто отвѣта.
— А какъ безработица на тракту? — спрашиваю я, чтобы перемѣнить разговоръ.
— Таетъ она. По деревнямъ разъѣзжаются люди.
Онъ, видимо, торопится пройти… Ему хочется слушать, что говорятъ за чайнымъ столомъ. О чемъ бы еще спросить? Ахъ, да…
— А какъ у васъ союзъ русскаго народа?
Онъ опять пожимаетъ плечами.
— У насъ нѣтъ союза русскаго народа…
Вотъ другой мой знакомый — Антошинъ, кузнецъ, огромный, спокойный силачъ. Онъ ломаетъ подковы въ рукѣ и крестится гирей.
— Какъ живете, Антошинъ?
— Хорошо живу. Сдалъ экзаменъ. Теперь я не кузнецъ, я — техникъ.
Онъ говоритъ съ волжскимъ акцентомъ на о.
— Ну, давай Богъ. А что у васъ дѣлается?
— За просвѣщеніе взялись Одну кампанію проиграли. Учиться бросились. Тѣ же эсдеки партійные стесали углы. Директивовъ не надо…
— А вы не эсдекъ?
Онъ медленно качаетъ головой.
— Я анархистъ…
— Какъ?!.
— Анархистъ, крайній, — рубитъ онъ безжалостно.
— Что такое вы говорите?
— То и говорю, что не надо директивовъ. Толстого я читалъ и Кропоткина. Я съ ними анархистъ, русской души анархистъ, анархистъ-молчатель.
Поди, разберись съ этой русской душой.
Она начинается отъ союза русскаго народа, а потомъ сдвинется съ мѣста и выѣдетъ, какъ будто по льду, въ открытое мерзлое море и все катится, пока не докатится до такого молчальнаго анархизма. Кто знаетъ, куда она закатится въ концѣ концовъ. Быть можетъ, «просвѣщеніе» поможетъ зацѣпиться за что-нибудь по дорогѣ…
1909 г.
2. Школьная дача
— Ура! Ура! Ура!
Проворныя дѣтскія фигурки снуютъ между деревьями, машутъ платками и кричатъ, привѣтствуя каждаго подъѣзжающаго гостя. Увы, гостей мало, не многіе поинтересовались въ этотъ теплый весенній день пріѣхать изъ Петербурга на скромный дѣтскій праздникъ. Мало гостей, и оттого дѣти остались почти безъ конфетъ. Впрочемъ, спасибо и за то, что есть свѣжій воздухъ и зеленыя деревья!
Г. Л. Гейзе подарилъ дѣтямъ свою новую, еще нежилую дачу, а земля подъ дачей чужая, за нее надо еще заплатить 8,000 руб. И денегъ, разумѣется, нѣтъ.
Въ прошломъ году дѣти ютились временно въ усадьбѣ другого добраго человѣка, П. А. Михайлова. А до того не было никакихъ школьныхъ дачъ, и дѣти сидѣли все лѣто въ Петербургѣ.
Новоустроенная дача обслуживаетъ два десятка школъ Императорскаго техническаго общества. Эти школы существуютъ при разныхъ заводахъ и находятся, такъ сказать, подъ высокимъ покровительствомъ капитала. Но, въ сравненіи даже съ городскими, это бѣдная, сиротливая, обездоленная, школа.
— Какія дачи у городскихъ школъ, — съ завистью разсказываетъ учительница, — не нашимъ чета!..
Петербургскіе фабриканты не отличаются щедростью.
— Мы дадимъ вамъ изъ кошелька, — заявляютъ они, — одинъ разъ дадимъ аккуратно, а болѣе къ намъ не приставайте.
Оттого это дѣло имѣетъ такіе скромные размѣры и такой тощій бюджетъ.
По подписному листу среди фабрикантовъ и заводчиковъ собрано 1,113 руб. 50 к. Какъ будто, неособенно много для всѣхъ петербургскихъ фабрикантовъ, да еще вмѣстѣ съ заводчиками! Еще двѣ тысячи собрано за зиму трудами учительницъ. Были двѣ лекціи и два спектакля. Лотерея дала 700 р. Вещи для лотереи собирались всю зиму, и билеты по четвертаку раздавались и правому и виноватому. Безъ этихъ четвертаковъ дѣтямъ нечего было бы ѣсть на своей школьной дачѣ.
Изъ пяти тысячъ учениковъ на медицинскій осмотръ были допущены только 4 проц., изъ каждой школы человѣкъ по б или 8. Учительницы привели самыхъ болѣзненныхъ, узкогрудыхъ, малокровныхъ. Докторъ ставилъ имъ отмѣтки по здоровью такъ же, какъ учителя ставятъ отмѣтки по успѣхамъ. Всѣ они получили единицу, и иные даже единицу съ минусомъ. Но только половина пошла на школьную дачу.
Подумайте: здоровый ребенокъ не имѣетъ никакихъ шансовъ попасть на эту безплатную зелень. Только самые больные, почти умирающіе!..
— Вотъ этотъ былъ совсѣмъ плохъ, — разсказывала учительница, — въ обмороки падалъ на урокахъ.
— Этотъ харкалъ кровью, этотъ задыхался, какъ рыба на сухомъ берегу.