Вмѣсто хлѣба камень, вмѣсто зрѣлища балаганъ и вмѣсто здоровья холера, и мясо подъ праздникъ стало дороже на три копейки съ фунта, а заработки тѣ же.
Вотъ наши святки!.. Собрали сюда двадцатитысячную человѣческую массу и показываютъ ей клоуновъ, и то не всѣмъ видно. 22,800 гривенниковъ — это 2,280 р. за одинъ вечеръ. Хотя бы за эти деньги устроили кинематографъ, яркій, большой, оживленный…
Лѣтъ десять тому назадъ на этихъ открытыхъ сценахъ паяцы выходили въ пейсахъ и съ наклеенными носами, и ломались «подъ старыхъ евреевъ», и подъ армянъ, и подъ чухонцевъ, предвосхищая стиль и манеру Пуришкевича. Теперь этого не видно. Спасибо и за то.
Самое ужасное, чѣмъ страдаетъ Россія, это — отсутствіе совмѣстнаго веселья. Какъ будто весь народъ носитъ въ своей душѣ сѣрый трауръ, предчувствіе голода, боязнь кары Божьей. Въ деревняхъ этотъ трауръ прерывается водкой; въ большихъ городахъ возникла жажда зрѣлищъ, но гдѣ взять живой воды, чтобъ утолить эту жажду?
Русскій городъ для «простого народа» это — духовная пустыня. А если мы возьмемся устроить народный праздникъ, такъ выйдетъ обязательно Ходынка.
22,800 зрителей. Древніе эллины построили бы здѣсь огромный амфитеатръ и разсадили бы толпу по мраморнымъ ступенямъ, и на овальной аренѣ актеры на высокихъ котурнахъ играли бы трагедію Эсхила, и эти десятки тысячъ людей сливались бы вмѣстѣ въ одномъ страстномъ порывѣ, и человѣческое стадо стало бы народомъ, спаяннымъ духовно.
Мы можемъ устроить только загонъ для скота, какую-то чудовищную баню, откуда выйдешь на морозъ и схватишь простуду…
Пыль стоитъ надъ толпой, дымъ махорки, кислая копоть. Отъ каждой лампы тянется свѣтлый снопъ лучей, какъ будто въ туманѣ.
А зрители подходятъ безъ конца. Толпа становится тѣснѣе и тѣснѣе. Передніе ряды колышутся, какъ волны, и разбиваются о сцену. Сцена трещитъ.
Больше нѣтъ мѣста и нечѣмъ дышать. Это восьмой кругъ Дантова ада. Даже электричество тускнѣетъ.
Вотъ какая-то старуха гнется впередъ и чуть не падаетъ.
Что это — дремота или обморокъ?
Вотъ кто-то даетъ знакъ, и открываются окна справа и слѣва, широко и безцеремонно, устьями внизъ, прямо на разгоряченныя головы людей. Клубы холоднаго воздуха врываются снаружи. Въ залѣ гуляетъ сквознякъ. Женщины кашляютъ и даже это смиренное стадо поднимаетъ ропотъ. Но чей-то увѣренный голосъ громко заявляетъ: «Не все ли равно. Публика такая, небось не простудится»…
Я ухожу изъ этого зала и поднимаюсь наверхъ. Здѣсь по всѣмъ комнатамъ, у вѣшалокъ и у буфетовъ пары, пары, пары. Эти люди принесли сюда съ собою свой природный мускусъ, мужской и женскій. Взаимное притяженіе двухъ половыхъ стихій, это единственный праздникъ, который дарованъ этой толпѣ…
Я видѣлъ парижскія сцены въ лѣтнюю полночь. Эти коридоры и переходы, въ своемъ родѣ, не уступятъ Парижу. Теперь вѣдь не лѣто, а только зима.
Вотъ цѣлая шеренга сидитъ въ обнимку, какъ будто на выставкѣ. Высокій рыжій мужикъ проходитъ мимо и даже сплевываетъ.
— Вишь, какъ обнимаются.
— А тебѣ завидно?..
Статный усатый солдатъ и дѣвушка въ бѣломъ. Онъ гнется впередъ къ самому ея лицу, и глаза его горятъ. Вотъ-вотъ поцѣлуетъ. И даже по спинѣ его пробѣгаетъ какая-то зыбкая волна… А вотъ здѣсь поцѣловались, громко, добросовѣстно, на весь залъ.
Во всѣхъ углахъ кокетство, заигрываніе, рѣчи двусмысленныя и даже не двусмысленныя.
— Какой интересный военный!
— Ты кого возьмешь? Я бы поѣхалъ съ Малашей, да ѣхать далеко…
— Ты, землячокъ, откуда?
— Я съ Вятки!
— А гдѣ это Вятка?
— Вятка впадаетъ въ Каму, а Кама впадаетъ въ Волгу, а Волга впадаетъ въ Каспійское море… — началъ по географіи Смирнова, а кончилъ по Чехову.
— Мундиръ десять рублей, пальто семь рублей…
— Какой невѣжа солдатъ. И чего ты присталъ, какъ банный листъ?…
— А мы калуцкіе…
Они ломаютъ другъ другу руки, наступаютъ на ноги. И будто электричество перебѣгаетъ изъ черныхъ глазъ въ синіе и изъ сѣрыхъ въ каріе.
Двойное электричество любви. И слава природѣ, что оно возникаетъ изъ живыхъ батарей, безъ всякихъ инженеровъ и городскихъ попечителей, и не нужно для него государственныхъ субсидій и казеннаго устройства. Это единственная общественная радость, которая доступна нашему городскому населенію въ праздничный вечеръ на святкахъ.
Пары спускаются внизъ и расходятся по домамъ. У нихъ еще много дѣла… А завтра надо рано вставать и идти на работу.