Въ сущности говоря, праздникъ былъ устроенъ въ складчину.
Пренадинъ принесъ ветчину, Подшиваловъ и Рудневъ заплатили за пиво. Даже шампанское прислалъ пріятель Усольцева, Пѣткевичъ, который, однако, не могъ придти на вечеръ, ибо получилъ приглашеніе на польскую вечеринку въ другомъ концѣ города.
Гостей было человѣкъ двадцать, не считая дамъ. Все это были мелкіе русскіе люди, ремесленники и фабричные рабочіе, которые въ послѣдніе годы постепенно начинаютъ появляться на американскомъ берегу среди плотныхъ рядовъ западно-славянской эмиграціи. Всѣ они были молоды и жили въ Нью-Іоркѣ недолго, не больше, чѣмъ два или три года. Нѣкоторые пріѣхали совсѣмъ недавно и знали по-англійски лишь нѣсколько необходимыхъ словъ. Впрочемъ, даже старожилы трехлѣтней давности говорили по-англійски чрезвычайно плохо. Въ поискахъ работы и даже при покупкахъ въ лавочкѣ они употребляли русскій языкъ, который, благодаря широкой волнѣ русскихъ евреевъ, осѣвшей въ Нью-Іоркѣ, имѣетъ въ иныхъ частяхъ огромнаго города полное право гражданства. Нѣсколько евреевъ тоже замѣшались среди собравшагося общества. Они происходили изъ обрусѣлыхъ семей и, несмотря на огромную притягательную силу еврейскихъ клубовъ и общественныхъ круговъ, предпочли нѣсколько отбиться въ сторону, вмѣстѣ съ небольшимъ русскимъ кружкомъ, который уже складывался въ самостоятельную ячейку.
Дѣти, плясавшія вокругъ елки, занимали по отношенію къ англійскому элементу совсѣмъ другое положеніе, чѣмъ ихъ родители. Все это были совсѣмъ крошечные ребятишки. Старшей дѣвочкѣ было только семь лѣтъ. Они были привезены въ Америку, когда едва начинали лепетать. Въ Нью-Іоркѣ они сразу стали играть съ англійскими дѣтьми, а старшіе даже ходили въ дѣтскій садъ, какіе устроены повсюду въ Нью-Іоркѣ, въ качествѣ подготовительной ступени къ начальной школѣ. Въ результатѣ всѣ они отказались отъ русскаго языка и перешли на англійскій. У Усольцевыхъ было три дѣвочки, изъ которыхъ старшей было шесть, а младшей три года, и дѣти постоянно говорили между собой и съ родителями по-англійски. Родители отвѣчали по-русски, но, волей-неволей, должны были прислушиваться къ непонятному, гортанно-шипящему лепету своего потомства. Это былъ одинъ изъ самыхъ вѣрныхъ путей, по какимъ даже домосѣдныя хозяйки и старухи научаются по-англійски въ Америкѣ. Нельзя сказать, впрочемъ, чтобы взаимное пониманіе было изъ лучшихъ. Младшая дѣвочка уже почти не понимала по-русски.
Матрена Ивановна пріѣхала въ Америку на сносяхъ, и Уличка уже сознавала преимущество своего рожденія, конечно, просвѣщенная своими болѣе взрослыми сверстниками. По крайней мѣрѣ она топала ногами и поднимала крикъ, если кто-нибудь осмѣливался называть ее Russian.
— Неправда! — кричала она. — Папа и мама Russian, и Муся и Женя, — а я American.
Хороводъ неожиданно остановился. Уличка застряла въ тѣсномъ мѣстѣ передъ каминомъ и рѣшительно отказывалась двинуться дальше, несмотря на увѣщанія ея ближайшихъ сосѣдей, которымъ все еще хотѣлось плясать.
Дѣвочка въ розовомъ платьѣ и съ голубымъ бантомъ въ бѣлокурыхъ волосахъ, завитыхъ въ длинные, некрасиво висѣвшіе локоны, отважилась даже на толчекъ; но Уличка быстро наклонилась и больно укусила ее въ плечо. Черезъ минуту она опять повернулась къ камину.
— Мѣшокъ мой! — кричала она, поднимая вверхъ маленькій черный чулочекъ. — Злые эльфы уронили мой рождественскій мѣшокъ…
Съ самостоятельностью, отличающей американскихъ маленькихъ людей, дѣвочка даже сдѣлала попытку вскарабкаться вверхъ по наличнику камина, придерживаясь за вѣтви ели, и повѣсить свой чулокъ на прежнее мѣсто, надъ отдушиной.
Въ нижнихъ вѣтвяхъ елки раздался трескъ, но десятокъ дѣтскихъ рукъ схватили Уличку за ноги и стащили ее внизъ.
Практичные маленькіе люди не желали, чтобы рождественское дерево было испорчено прежде времени. Уличка принялась такъ громко кричать, что Матрена Ивановна, наконецъ, оторвалась отъ окончательнаго размѣщенія закусокъ.
— Кто кричитъ? Улька? — весело спросила она, подходя къ группѣ шумѣвшихъ ребятишекъ. — Сказывайте, кто кого обидѣлъ?
Уличка опять затопала ногами.
— Противные русскіе ребятишки уронили мой хорошій американскій чулокъ, — визжала она, захлебываясь отъ гнѣвныхъ слезъ.
Реальные враги въ головѣ Улички заняли мѣсто воображаемыхъ, и она совсѣмъ забыла о злыхъ эльфахъ.