— Онъ не виноватъ! — горячо возразилъ защитникъ драмы. — Его злой человѣкъ подбилъ. Онъ потомъ съ горя самъ зарѣзался. Вѣрите, я ревма-ревѣлъ отъ жалости! — простодушно признался онъ, обращаясь ко мнѣ.
Меня, однако, занимала совсѣмъ другая идея.
— Вы, значитъ, понимаете англійскій театръ? — спросилъ я молодого театрала.
— Понимаю! — скромно отвѣтилъ мальчикъ. — Я въ школѣ учился двѣ зимы, а кой-чему занялся отъ англійскихъ ребятъ.
Лица его товарищей покрылись улыбками.
— Ты говоришь по-англійски? — обращались они ко мнѣ наперерывъ.
— А ну, поговори-ка съ нимъ!
Мы заговорили по-англійски.
— И съ Мишенькой Казаковымъ! — поощряла публика. — Мишенька, ты чего!
Миша тоже вмѣшался въ разговоръ. Къ моему великому изумленію и даже стыду, эти духоборскіе ребятки, прожившіе въ Канадѣ неполныхъ четыре года, имѣли надо мной рѣшительное преимущество. Они употребляли болѣе правильные обороты, и въ особенности произношеніе ихъ было гораздо чище и ближе къ англо-саксонскому образцу.
— Видишь, какъ вы говорите, — не удержался я, — гдѣ это вы набрались?
— Отъ чего же намъ не говорить? — просто возразилъ Миша. — Англійскіе же ребята говорятъ.
Онъ, видимо, не понималъ моего удивленія. Но другой изъ его товарищей, высокій худощавый брюнетъ, съ энергичнымъ лицомъ смуглаго кавказскаго типа, понялъ.
— Правда, — сказалъ онъ, — есть изъ духоборскихъ ребятъ такіе, что имѣютъ умъ липкій. Охотятся учиться. Что увидятъ или услышатъ, перенимаютъ до разу.
— Мы что! — возразилъ Миша очень просто и скромно. — Мы всегда съ англиками, имѣемъ случай. А вотъ по селеніямъ есть тоже шустрые ребятенки, ухъ азартные учиться. Зимой придемъ домой, какъ они начнутъ приставать, даже плачутъ иные. Учите насъ, чему сами знаете.
— Вотъ поѣдешь, увидишь самъ! — прибавилъ онъ въ заключеніе.
Я слышалъ эту фразу уже въ десятый разъ, и она стала раздражать мое любопытство. Мнѣ захотѣлось поскорѣе попасть въ этотъ своеобразный міръ, гдѣ, повидимому, складывалась совсѣмъ новая русско-канадская жизнь.
Мальчикъ, защищавшій «Отелло», неожиданно вернулся къ вопросу о зрѣлищахъ.
— Есть тутъ еще представленіе, — заговорилъ онъ, — Salvation-армія (армія спасенія)… Ходятъ по улицамъ въ мундирахъ, съ бубнами, съ музыкой. Потомъ станутъ на перекресткѣ, одинъ выйдетъ впередъ, начинаетъ проповѣдь:
«Не ходите въ кабакъ, не пейте водку, отступитесь отъ своихъ грѣховъ. Спасеніе — простая штука. Богъ вамъ поможетъ. Я, говоритъ, тоже грѣшилъ, а потомъ пересталъ. Такъ и вы перестаньте!»…
Онъ пересказывалъ съ такимъ добродушнымъ и наивнымъ видомъ, что я не могъ разобрать его собственнаго отношенія къ проповѣди простого спасенія. Но слушатели разсмѣялись, и мое сомнѣніе исчезло.
— Намъ не очень нравитъ, — сказалъ Миша. — Эти мундиры, барабаны, флаги, зачѣмъ это? И проповѣдь ихняя: не разберешь, то ли они балагурятъ, то ли о дѣлѣ говорятъ. Опять же, гдѣ ни станутъ, сейчасъ послѣ проповѣди деньги собираютъ въ шапку, а то въ бубенъ. И такъ назойно пристаютъ. «Намъ, говорятъ, надо на бѣдныхъ». Будто безъ этихъ денегъ нельзя людямъ помогать.
— Съ вѣтру они говорятъ! — сказалъ брюнетъ. — Не пей водку, не грѣши. Кто же этого не знаетъ? А ты самъ загори, тогда и другаго обожжетъ.
Взглядъ его вспыхнулъ, голосъ сталъ глуше и проникновеннѣе, какъ-будто онъ собирался тотчасъ же осуществить свой вызовъ и сдѣлать попытку «глаголомъ жечь сердца людей» въ стилѣ пушкинскаго «Пророка».
Это была живая иллюстрація къ описанію такъ-называемаго крестоваго похода духоборовъ, которое обошло всѣ американскія газеты осенью 1902 года. Огонь духоборскаго ученія, очевидно, еще горѣлъ пламенемъ, раскаленнымъ до-бѣла, если даже эти зеленые юноши, пришедшіе сюда на заработки и таскавшіе глину на плечахъ въ шесть дней недѣли, на седьмой день вмѣсто отдыха загорались жаждой проповѣди при каждомъ случайномъ поводѣ. Но въ этой кучкѣ молодыхъ духоборскихъ рабочихъ, несмотря на ихъ общинное единодушіе, было все-таки нѣсколько различныхъ теченій, какъ въ каждой группѣ людей, существующей на землѣ.
II. Веригинъ
Домъ Казабовыхъ былъ маленькій, деревянный, съ мезониномъ наверху и цвѣтникомъ въ палисадникѣ у крылечка. Кругомъ были все такіе же небольшіе деревянные дома, и спокойный переулокъ очень напоминалъ русскій уѣздный городъ. Мы застали, впрочемъ, у крыльца цѣлую толпу народа. Это были духоборы, которые работали въ разныхъ мѣстахъ на другомъ концѣ города и для которыхъ лагерь подъ мостомъ лежалъ слишкомъ далеко. Всѣ они тоже собрались посмотрѣть на «Петюшку». Имъ было ближе, чѣмъ намъ, и мы застали ихъ уже на мѣстѣ. Когда мы приближались къ воротамъ, съ другой стороны подошелъ высокій статный человѣкъ, который опередилъ насъ на нѣсколько шаговъ и тотчасъ же поднялся вверхъ по лѣстницѣ. Сзади него шелъ молодой парень въ широкополой соломенной шляпѣ и съ узелкомъ въ рукѣ. Я немедленно узналъ Веригина, хотя, разумѣется, мнѣ не приходилось встрѣчать его раньше. Правда, мнѣ случилось какъ-то видѣть его портретъ, но на портретѣ онъ изображенъ съ окладистою черною бородой и на двадцать лѣтъ моложе. Теперь онъ брился и носилъ платье обыкновеннаго культурнаго покроя.