— Сегодня вы выпустите насъ, а завтра мы опять пойдемъ проповѣдывать, — говорили они.
Въ концѣ концовъ правительство предало ихъ суду по обвиненію въ «неприличномъ поведеніи въ публичномъ мѣстѣ». На судѣ Ефимъ Власовъ и нѣкоторые другіе проявили значительное діалектическое искусство.
— Мы вѣдь до города не дошли, — доказывалъ Власовъ, — вы сами вышли къ намъ навстрѣчу въ степь. Стало быть, если кого и наказывать, такъ васъ, а не насъ….
Молодой сынъ Власова Сеня сказалъ:
— Я вижу у васъ въ городахъ — одна женщина надѣваетъ три платья просторныхъ, одно на другое, да еще и хвостъ подошьетъ, — это по-вашему не грѣхъ. А изъ чего она подшиваетъ? Конечно, изъ отрѣзковъ отъ платья своихъ братьевъ и сестеръ. А если какой-нибудь духоборъ послѣднее съ себя снимаетъ, да въ лѣтній день на вольномъ воздухѣ хочетъ поблаженствовать, это по-вашему противъ закона. Зачѣмъ вы держите насъ? Мы не убили и не украли и никого не обидѣли!..
Судъ все-таки присудилъ всю группу искателей къ трехмѣсячному тюремному заключенію, которое они и отбывали теперь въ Реджайнѣ.
Веригинъ отнесся къ проповѣди голыхъ съ неизмѣннымъ тактомъ. Они были очень аггрессивны въ спорахъ и упрекали его, что онъ не исполняетъ собственнаго ученія, но онъ ограничивался только сдержаннымъ указаніемъ, что ихъ попытка представляетъ несвоевременный опытъ, отъ котораго они сами очень скоро откажутся. Все-таки у него вышло съ ними даже личное столкновеніе:, которое онъ описывалъ мнѣ своимъ обычнымъ кроткимъ тономъ предъ толпою молодыхъ слушателей. Онъ ѣхалъ на лошади изъ села въ село и наткнулся на партію голыхъ, которые вначалѣ стали приглашать его послѣдовать ихъ примѣру, а потомъ захотѣли выпрячь его лошадь и отпустить ее на волю.
— Насилу я убрался отъ нихъ, — говорилъ онъ смѣясь и съ удивительной откровенностью. — Мы, говорятъ, съ тебя штаны-то стащимъ!
Между прочимъ Веригинъ, повидимому, положилъ себѣ за правило не стѣсняться никакими щекотливыми темами въ разговорахъ. Такъ, напримѣръ, онъ самъ затронулъ деликатный вопросъ о томъ, считаютъ ли духоборы своего руководителя воплощеніемъ Христа, какъ было утверждаемо неоднократно въ спеціальной литературѣ. Онъ, разумѣется, противопоставилъ этому самое полное отрицаніе и безпощадно высмѣивалъ аргументы «свѣдущихъ людей».
— Духоборы, — говорилъ онъ прямо, — не такіе же дураки, чтобы смертнаго и имъ подобнаго человѣка за Христа считать…
Канадскія власти обратились къ авторитету Веригина для переговоровъ съ голыми уже послѣ ареста ихъ въ Іорктонѣ. Послѣ нѣкотораго колебанія онъ принялъ на себя посредничество, но голые не хотѣли ничего слушать. Теперь, будучи въ Реджайнѣ, онъ снова заходилъ въ тюрьму и пробовалъ склонить ихъ на какой-нибудь компромиссъ. Заключеніе ихъ протекало довольно бурно. Въ видѣ протеста противъ суда они отказались исполнять какія бы то ни были работы. Тюремные сторожа должны были приносить имъ сами пищу, мыть грязную посуду, убирать камеры и даже дѣлать вещи еще худшія. Выведенные изъ себя сторожа старались принудить духоборовъ силою подчиняться тюремному режиму, но наткнулись на непоколебимое чисто русское упорство.
— Чудно у нихъ, — разсказывалъ Веригинъ, — просто и грѣхъ, и смѣхъ. Принесутъ имъ англики ѣду, а потомъ станутъ кричать: «Чего вы не убираете посуду?» А они смѣются да говорятъ: «Если вамъ нашлось время принести, то, можетъ, найдется время и унести обратно». Потомъ имъ скажутъ: «Ступайте за водой!», а они запираются, нейдутъ. Вотъ выведутъ одного и дадутъ ему ведро въ руки, а онъ не беретъ руками, и ведро упадетъ на землю. Тогда они возьмутъ, привяжутъ ведро на веревку, да ему на шею и повѣсятъ. А потомъ и самого на веревку привяжутъ, да и потянуть, какъ быка, а онъ самъ на землю упадетъ. А они его за ноги завяжутъ, да такъ и въ рѣку сволокутъ и ведро на шеѣ. А потомъ вытащатъ изъ рѣки, а въ ведрѣ нѣтъ ничего…