Каждый разъ, когда я прохожу по улицамъ такого молодого города, возникшаго въ областяхъ земли, занятыхъ англосаксонскою расой, во мнѣ возникаетъ странное чувство. Мнѣ кажется, что передо мной особая порода людей, ушедшая впередъ отъ остального человѣчества въ своей духовной приспособленности къ развитію культуры. Они носятъ въ себѣ инстинктъ общественной организаціи во всей его полнотѣ и сложности и, явившись на новое мѣсто, немедленно создаютъ свою общественную клѣтку во всѣхъ подробностяхъ и сразу, какъ будто по мановенію волшебнаго жезла. Они прямо начинаютъ съ детальнаго раздѣленія труда, и въ то время когда одни работники только намѣчаютъ просѣки для будущихъ улицъ, другіе уже обдумываютъ планы сложныхъ предпріятій, которыя должны возникнуть, чтобы отвѣтить еще не существующему, но уже предвидимому спросу. Всѣ эти тысячи людей заботятся только о матеріальномъ благосостояніи и умѣютъ устраивать его чрезвычайно быстро и искусно. Политическія надстройки, которыя отравляютъ жизнь населенія въ городахъ старой Европы, здѣсь совершенно отсутствуютъ. Люди приходятъ сюда не управлять, а наживать деньги. Порядка никто не охраняетъ, и никому въ голову не приходитъ нарушать его. Готовность пролить кровь за отечество здѣсь не составляетъ профессіи, и даже самое имя внѣшнихъ или внутреннихъ враговъ расплывается въ туманъ и переходитъ въ разрядъ малоупотребительныхъ словъ.
Тогда мнѣ вспоминаются иные города, тоже молодые и новые, возникшіе въ колоніяхъ другой великой расы міра, но устроенные по совершенно иному типу. Они возникли для административной надобности и застроены казенными постройками. Нѣкоторые на половину заселены казенными людьми, бывшими и настоящими, другіе кишатъ невольными поселенцами и трепещутъ предъ вѣчными разбоями. Они погружены въ кромѣшную тьму по ночамъ и въ невылазную грязь. Заработки въ нихъ разсчитываются на копейки, и въ довершеніе всего, если кто-либо печетъ пирогъ съ начинкой, то обязуется, по щедринскому рецепту, вырѣзать изъ него середину, дабы принести оную въ даръ.
Вспоминая эти подробности, я еще разъ воочію убѣждаюсь, что развитіе двухъ великихъ народовъ современнаго человѣчества, дѣйствительно, совершается по весьма различнымъ путямъ.
Черезъ два часа, устроивъ свои личныя дѣла, я опять возвратился на вокзалъ. Группа переселенцевъ въ смурыхъ свитахъ не выходила изъ моей головы; я хотѣлъ также поближе взглянуть, какъ Канадская желѣзная дорога и государственное управленіе распоряжаются этой разнохарактерной и разнородной массой пришельцевъ. Западный поѣздъ успѣлъ уйти, но на станціи было попрежнему тѣсно. Люди ходили взадъ и впередъ по платформѣ, таскали свои чемоданы и мѣшки, толкались и задѣвали другъ друга. Я прошелъ въ переселенческое управленіе, которое помѣщалось въ двухъ шагахъ отъ станціи, и черезъ нѣсколько минутъ въ сопровожденіи русскаго переводчика Деррика отправился осматривать эмигрантскій домъ, гдѣ наиболѣе бѣдные изъ пришельцевъ получаютъ даровой пріютъ на первыя недѣли. Деррикъ тоже былъ довольно любопытенъ. Въ виду наплыва галицкихъ и русскихъ переселенцевъ канадское правительство завело соотвѣтственныхъ переводчиковъ во многихъ городахъ по линіи желѣзной дороги. Между ними попадаются удивительные типы. Я видѣлъ, напримѣръ, переводчика-латыша, бывшаго городового, изъ Митавы, который говорилъ на особомъ чухонско-русскомъ діалектѣ и между прочимъ упрямо называлъ барановъ баранками. Большая часть переводчиковъ, впрочемъ, происходитъ изъ Галиціи. Все это неудачники, которые не сумѣли пристроиться ни къ какому болѣе прибыльному дѣлу и пошли на мелко-чиновничій, сравнительно плохо оплачиваемый трудъ.
Деррикъ былъ родомъ изъ Коломіи и первоначально воспитывался въ семинаріи, намѣреваясь избрать духовное поприще. Но въ одномъ изъ послѣднихъ классовъ съ нимъ произошла «непріятность приватнаго свойства», по его собственному краткому выраженію, и ему пришлось уѣхать изъ Галиціи. Онъ попалъ въ Вѣну, потомъ въ Парижъ и постепенно добрался до Западной Канады. Въ Виннипегѣ онъ прожилъ уже лѣтъ восемь и перепробовалъ много поприщъ, было даже секретаремъ мѣстной группы «рыцарей труда», основанной другимъ русскимъ переселенцемъ, Макарскимъ, но вскорѣ вышелъ изъ нея съ нѣкоторымъ трескомъ и пошелъ на казенную службу. Теперь у него, впрочемъ, были жена и четверо дѣтей, и мысли его были направлены только къ тому, чтобы упрочить свое положеніе на этомъ временно созданномъ мѣстѣ. По русски онъ говорилъ плохо и употреблялъ невпопадъ простонародные обороты, заимствованные отъ духоборовъ, которые постоянно приходятъ въ Виннипегъ на заработки. Деррикъ довелъ меня до дверей эмигрантскаго дома и ушелъ назадъ. Ему нужно было написать цѣлую груду актовъ объ отводѣ земли русинскимъ переселенцамъ, которые выбрали себѣ малоплодородные участки, лежащіе у самаго города, но до сихъ поръ не находившіе охотниковъ.