Японская война положила конецъ этимъ письмамъ, какъ будто всѣ эти «взыскующіе града» отправились гуртомъ на помощь генералу Стесселю въ защитѣ Портъ-Артура. Дѣло, конечно, было не въ этомъ, а въ другомъ. Старая россійская стѣна дала трещину, свѣжій воздухъ потянулъ внутрь, и вмѣсто щедринской мечты о вольномъ баранѣ, пришелъ понемногу явочный порядокъ свободъ, потомъ явочный безпорядокъ. Начальство завело войну съ порядкомъ и безпорядкомъ и началась смута.
Если я и получалъ въ это время письма отъ читателей, то совсѣмъ въ другомъ родѣ, чѣмъ прежде. Иногда подробно: «Бьютъ насъ, бьютъ проѣзжихъ и кто подъ руку попадается; картину избіенія мы не можемъ описать, а она равна будетъ, какъ описалъ Дорошевичъ на островѣ Сахалинѣ, только развѣ съ той разницей, что тамъ били по извѣстному мѣсту тѣла, или были происшествія въ Римѣ на турнирахъ, когда выводили на арену разъяреннаго тигра или быка и пускали на человѣка, точно такъ и здѣсь. Напьется надзиратель водки, разъярится и кинется, какъ тигръ, — виновенъ или нѣтъ, ему все равно, бьетъ, гдѣ попало и чѣмъ попало. Когтями за лицо, кулаками по ребрамъ, нагайками и прочими предметами. Сейчасъ другой надзиратель Штапель, но онъ еще звѣрѣе того. Сколько ни жаловались, защиты намъ нѣтъ ни отъ кого. И чего мы ни говоримъ, то насъ не слушаютъ».
Иногда кратко и загадочно: «Ондрію Осьтебенаенку зломали три ребра и одну правую руку. Били всего. Заступись».
Я старался отвѣчать на эти письма, хотя и не зналъ, зачѣмъ. Они просили о защитѣ, но кого же мы могли защитить?.. Мы сами нуждались въ защитѣ.
И отъ сочувствія нашего никому не было ни тепло ни холодно.
Послѣ того больше года не было никакихъ писемъ. Никто не спрашивалъ, никто не жаловался. Кому было въ-моготу, тотъ терпѣлъ. Кто не могъ терпѣть, убѣгалъ безъ оглядки, куда попало, — ему было некогда справляться, гдѣ берутъ билетъ прямого сообщенія въ Бѣлую Арапію.
Однако, въ концѣ прошлаго года бѣлоарапскіе запросы опять возобновились. Кончился, видно, нашъ періодъ «бури и натиска»; вмѣсто того, чтобы убѣгать сломя голову, мы снова полземъ врозь медленно, вяло, въ родѣ изнурительной лихорадки.
Все же противъ прежняго времени есть различіе.
Раньше о Бѣлой Арапіи справлялись интеллигенты. Теперь интеллигентовъ нѣтъ. Ихъ замѣнили рабочіе, слесаря, печатники, булочники, даже швейцары и отставные городовые, а болѣе всего безработные, безработные.
Говорятъ, голодный человѣкъ мечтаетъ о кускѣ хлѣба. Это неправда. Онъ мечтаетъ о земномъ раѣ, о полной справедливости, о братствѣ богатыхъ и бѣдныхъ.
Голодный человѣкъ по существу максималистъ въ своихъ мечтахъ и въ своихъ молитвахъ.
Ибо, — какъ объяснялъ мнѣ одинъ старый нищій, — «у человѣка проси копеечку, у Бога просить копеечку не стоитъ безпокоить Его. Лучше проси сразу двѣсти тысячъ».
Безработные занимаютъ у товарища сапоги поцѣлѣе, закалываютъ на голой шеѣ сѣрый шарфъ, чтобъ скрыть отсутствіе бѣлья, и приходятъ справляться относительно проѣзда въ Канаду. Вмѣсто Канады, конечно, чаще всего выходитъ внутренній заемъ.
Рабочіе вообще неохотно прибѣгаютъ къ перепискѣ. Они предпочитаютъ сдѣлать крюкъ по дорогѣ изъ завода версты въ три или въ четыре и вести личные переговоры.
Всякіе есть между ними: мужчины и женщины, сангвиники и меланхолики, люди безусловно благонадежные и такіе, кому все равно надо убираться по добру, по здорову.
Но въ общемъ я долженъ сказать, что они мало отличаются отъ прежнихъ интеллигентовъ. Точно такъ же они знаютъ одно: уйти надо, но какъ уйти, куда и зачѣмъ, объ этомъ они справляются больше всего попутно, для очистки совѣсти. И еще чаще интеллигентовъ они спрашиваютъ, какимъ путемъ ближе проѣхать въ Америку, — моремъ или сушею.
До сихъ поръ еще существуетъ на свѣтѣ идея о томъ, что интеллигенція одно, а такъ называемый народъ совсѣмъ другое. У интеллигенціи дряблая душа, у народа твердыя руки. Интеллигенція только портитъ, но въ нужную минуту народъ придетъ и принесетъ спасеніе.
Идея эта по меньшей мѣрѣ старомодная. Въ послѣдніе три года мы получали отъ исторіи наглядные уроки. Уроки были дорогіе, но зато кое-что осталось въ памяти.
Напримѣръ: не проси, все равно не дадутъ. Не вѣрь, когда обѣщаютъ. Синица въ небѣ не лучше, чѣмъ журавль въ небѣ. Только то твое, что въ рукахъ у тебя.
Въ число этихъ уроковъ входитъ новая идея объ отношеніи интеллигенціи и народа. Интеллигенція и народъ, это — одно. Они не лучше и не хуже другъ друга. У нихъ одна манера вѣрить; общая наивность, общая готовность сваливать наиболѣе трудный подвигъ на чужія плечи. Они сражаются вмѣстѣ и вмѣстѣ получаютъ символическія подачки и реальные побои. Когда-нибудь вмѣстѣ они достигнутъ удачи.