Въ этой небольшой сравнительно комнатѣ собрались самые замѣчательные люди полумилліонной волны эмигрантовъ, которую бѣдная и сѣрая Россія подарила богатой и цвѣтистой Америкѣ, и поистинѣ старая родина могла бы гордиться разнообразною даровитостью отвергнутыхъ и полузабытыхъ ею дѣтей. Всѣ эти люди пріѣхали въ нѣдрахъ эмигрантскихъ кораблей безъ копейки денегъ въ карманѣ, безъ языка и связей, и въ десять или пятнадцать лѣтъ прошли десятки разнообразныхъ поприщъ. Силы ихъ, окрыленныя нуждой, развернулись на американскомъ просторѣ, и они были бы достойны удивленія своихъ согражданъ, если бы въ Америкѣ не было принято за правило ничему не удивляться.
Одинъ изъ врачей, управлявшихъ прекрасной и хорошо поставленной больницей, поступилъ на медицинскій факультетъ тридцати лѣтъ и, чтобы заработать себѣ содержаніе, нанимался подметать городскія улицы по утрамъ.
Бывшій петербургскій студентъ былъ два раза профессоромъ политической экономіи въ лучшихъ американскихъ университетахъ; но не могъ ужиться съ подобострастнымъ поклоненіемъ, которое американская ученость свидѣтельствуетъ кстати и некстати великому денежному мѣшку, осыпающему ее своими щедротами.
Аккерманскій гимназистъ сталъ редакторомъ большой политической газеты, помощникъ аптекаря превратился въ искуснаго металлурга и завѣдывалъ литейнымъ заводомъ, ученикъ московскаго техническаго училища сталъ химикомъ-изобрѣтателемъ. Огромный и пузатый Спутниковъ въ пятьдесятъ лѣтъ внезапно превратился въ архитектора и недавно построилъ ратушу въ большой и цвѣтущей столицѣ одного изъ западныхъ штатовъ.
Многіе изъ этихъ людей перешли черезъ предѣлъ среднихъ лѣтъ, но никто изъ нихъ не поддавался усталости.
Юная свѣжесть и неистощимая живучесть великаго народа восточной Европы била ключомъ въ сердцахъ его отверженныхъ и побочныхъ сыновей, и въ этой цвѣтущей странѣ, самодовольной въ своемъ богатствѣ и всецѣло преданной производству и накопленію, они ревниво хранили завѣты русской умственной дерзости и душевнаго безпокойства. Отыскавъ приложеніе своему труду, они старались также найти мѣсто для своего идеала, но самодовольная Америка называла ихъ мечтателями и охотнѣе всего старалась подражать европейской табели о соціальныхъ рангахъ. Если ей случалось взять что-либо изъ идеаловъ континентальной Европы, она немедленно переиначивала ихъ на англо-саксонскій ладъ, переводила ихъ на языкъ благомыслящей церковности и пересчитывала на доллары и центы.
Рыцарями американской «порядочности» были дѣловитый банкиръ и медоточивый пасторъ, и она признавала континентальныхъ эмигрантовъ лишь постольку, поскольку они уподоблялись тому или другому типу.
Гости были въ отличномъ настроеніи, быть можетъ, благодаря волнѣ чистаго воздуха, освѣженной легкимъ благоуханіемъ полевыхъ цвѣтовъ и вливавшейся въ открытое окно. Въ раскаленныхъ стѣнахъ большихъ городовъ воздухъ былъ пропитанъ зловоніемъ курнаго угля и насыщенъ сухимъ туманомъ жирныхъ испареній, поднимавшихся надъ безчисленными фабричными трубами и кухонными печами, надъ керосиновыми и газовыми двигателями и питомниками электрической силы.
Здѣсь въ Ноксвилѣ было столько простора, зелени и тишины. Люди работали и здѣсь, но никто не бѣгалъ и не суетился на спокойныхъ поляхъ и широкихъ улицахъ маленькаго городка.
— Какъ хотите! — громко сказалъ докторъ Бугаевскій, обращаясь къ своему сосѣду черезъ столъ и тоже отодвигая свой стаканъ. — А все-таки они сдѣлали хорошее дѣло.