Выбрать главу
И вот уж за столом никто не ест И тамада над всем царит шерифом, — Как будто бы двадцатый с чем-то съезд Другой — двадцатый — объявляет мифом.
Пил тамада за город, за аул И всех подряд хвалил с остервененьем, — При этом он ни разу не икнул — И я к нему проникся уваженьем.
Правда, был у тамады Длинный тост алаверды За него — вождя народов, И за все его труды.
Мне тамада сказал, что я — родной, Что, если плохо мне — ему не спится, — Потом спросил меня: «Ты кто такой?» А я сказал: «Бандит и кровопийца».
В умах царил шашлык и алкоголь, — Вот кто-то крикнул, что не любит прозы, Что в море не поваренная соль — Что в море человеческие слезы.
Но вот конец — уже из рога пьют, Уже едят инжир и мандаринки, Которые здесь запросто растут, Точь-точь как те, которые на рынке.
Обхвалены все гости, и пока Они не окончательно уснули — Хозяина привычная рука Толкает вверх бокал «Киндзмараули»…
О как мне жаль, что я и сам такой: Пусть я молчал, но я ведь пил — не реже, — Что не могу я моря взять с собой И захватить все солнце побережья.

1969

* * *
Нет меня — я покинул Расею, — Мои девочки ходят в соплях! Я теперь свои семечки сею На чужих Елисейских полях.
Кто-то вякнул в трамвае на Пресне: «Нет его — умотал наконец! Вот и пусть свои чуждые песни Пишет там про Версальский дворец».
Слышу сзади — обмен новостями: «Да не тот! Тот уехал — спроси!» «Ах не тот?!» — и толкают локтями, И сидят на коленях в такси.
Тот, с которым сидел в Магадане, Мой дружок по гражданской войне — Говорит, что пишу ему: «Ваня! Скушно, Ваня, — давай, брат, ко мне!»
Я уже попросился обратно — Унижался, юлил, умолял… Ерунда! Не вернусь, вероятно, — Потому что я не уезжал!
Кто поверил — тому по подарку, — Чтоб хороший конец, как в кино: Забирай Триумфальную арку, Налетай на заводы Рено!
Я смеюсь, умираю от смеха: Как поверили этому бреду?! — Не волнуйтесь — я не уехал, И не надейтесь — я не уеду!

1970

ВЕСЕЛАЯ ПОКОЙНИЦКАЯ

Едешь ли в поезде, в автомобиле Или гуляешь, хлебнувши винца, — При современном машинном обилье Трудно по жизни пройти до конца.
Вот вам авария: в Замоскворечье Трое везли хоронить одного, — Все, и шофер, получили увечья, Только который в гробу — ничего.
Бабы по найму рыдали сквозь зубы, Дьякон — и тот верхней ноты не брал, Громко фальшивили медные трубы, — Только который в гробу — не соврал.
Бывший начальник — и тайный разбойник — В лоб лобызал и брезгливо плевал, Все приложились, — а скромный покойник Так никого и не поцеловал.
Но грянул гром — ничего не попишешь, Силам природы на речи плевать, — Все разбежались под плиты и крыши, — Только покойник не стал убегать.
Что ему дождь — от него не убудет, — Вот у живущих — закалка не та. Ну а покойники, бывшие люди, — Смелые люди и нам не чета.
Как ни спеши, тебя опережает Клейкий ярлык, как отметка на лбу, — А ничего тебе не угрожает, Только когда ты в дубовом гробу.
Можно в отдельный, а можно и в общий — Мертвых квартирный вопрос не берет, — Вот молодец этот самый — усопший — Вовсе не требует лишних хлопот.
В царстве теней — в этом обществе строгом — Нет ни опасностей, нет ни тревог, — Ну а у нас — все мы ходим под Богом, Только которым в гробу — ничего.
Слышу упрек: «Он покойников славит!» Нет, — я в обиде на злую судьбу: Всех нас когда-нибудь ктой-то задавит, — За исключением тех, кто в гробу.