«…Жизнь тем ужасна, что каждое мгновение, каждый миг ее — жестокая, чудовищная драма. Ее прошлое ясно себе не представить, а будущее человека, способного в него заглянуть и осознать его, пугает до потери сознания. Если бы жизнь хоть на краткое мгновение могла остановиться, ничто живое не вынесло бы ее ужасающей жестокости. Замедление ее неудержимого головокружительного полета в одну краткую часть этого мгновения уничтожило бы все. Наше спасение в быстроте смены этих мгновений, так что тяжесть ее никогда в полной мере не ощутима, и она, лишь пролетая, едва касается нас. А мы ужасаемся, вместо того чтобы радоваться, что не раздавлены ею и можем сознавать, что в этом все равновесие природы и благой промысел Всевышнего…»
Рядом, на тумбочке, сегодня полученное письмо от Коки — старшего сына, из лагеря:
«…Ваня в Красносельском карауле — самом тяжелом, и я боюсь, что он там что-нибудь напутает, что может повлечь за собою арест суток на трое и даже больше. Погода стоит переменная. Как у вас травы? Купил вам пять кос, надо их насадить и выправить. Может быть, можно будет найти народу, чтобы хотя начать покос. У нас это время стрельба и стрельба. Для офицеров установлен новый курс, где в исполнение одного из упражнений придется стрелять и лежа».
И дальше — о главном:
«…Письмо твое заставило меня над многим задуматься. Кажется, что тебе все представляется в слишком мрачных тонах. Не желая себя оправдывать, хочу сказать, что сравнивать меня с братьями слишком преждевременно, и если ты обо мне такого мнения, я готов завтра же выйти из полка, разделаться с долгами и идти зарабатывать себе хлеб на стороне, пока либо не оправдаются твои слова, либо я не докажу тебе свою пригодность к жизни.
Ты пишешь о кутежах, о разврате. Что я развратен — это мне известно более, чем кому-либо другому, но я боролся с собою почти до 30 лет, и когда, измученный этой борьбой, я пришел к тебе искать поддержки, ты мне сказал, что и ты имел женщин (чего я не знал), и что на это надо смотреть просто. Тут я почувствовал, что все кончено. Что же делать? И машина, бывает, ломается. Я знаю, что грешен перед Богом, но прошу и верю в милость Его. Я нашел женщину; если это мое наказание — я это заслужил. Одно только знаю, что мне ни ее, ни себя не жалко, и я могу сломать все, что сделал сам, если это нужно, ибо человек своими руками ничего не может в своей судьбе. Ты меня коришь за кутежи; спорить не стану — можно жить скромнее, но я ни разу не обращался к тебе с просьбой платить долги с самого производства в офицеры. Расстаться с „нею“ мне ничего не стоит, так как я ничем себя не связывал, но не выйдет ли хуже? Нет уже той веры в себя, нет той силы… Решай сам, а я исполню, как прикажешь. Прости меня, дорогой папочка, если я тебе что-нибудь не так написал или от сердца. Да хранит вас всех Господь, мои дорогие, горячо любимые. Крепко тебя обнимаю, твой преданный сын Николай».
Верно, что уже скоро исполнится тридцать лет ему, старшему. И вот его первый роман. Увлеченье, по-видимому, обоюдно. Он сам написал все отцу и записку, присланную «ею», приложил по его требованию. Кто она? Из каких? Он сам этого толком не знает. Не знает и женщин вообще. Ребенок. Взрослый ребенок. Он с ней не живет, любовницей его она не стала, пока. Значит, думал жениться. Да он и сам так пишет. Случайная встреча. Почерк в записке самый бездушный. И он ей писал и согласился познакомиться с ее братьями. Среда совершенно другая, может, из этих, из атеистов и революционеров. С нею как будто ничем он не связан. Не обещал ничего. Значит, не поздно порвать. Но письма писал он… Возможен шантаж… Ужасно… Братья… Пишет: сравнивать, мол, преждевременно. И хорошо, что не своевременно. Александр — воспитанник бабушки — тоже в свое время был порядочным человеком. И тоже все началось случайным знакомством на бульваре. Приличная, воспитанная, образованная дама… Красавица… Никаких подарков не принимала… Любовь бескорыстнейшая… А после оказалось, что «дама» была из шайки «червонных валетов» с небезызвестным в то время Шпейером[9] во главе. Александра использовали как вывеску подходящую, скомпрометировали, а там и сам он покатился все ниже и ниже. А было тому уже под сорок, этому нет тридцати… Легкомыслие… О, как нужна осторожность…
9
Шайка «червонных валетов» во главе со Шпеером — банда международных авантюристов, действовавшая в 70-х годах прошлого века в России. (коммент. сост.).