Ели отступают назад, на небе горят звезды, почти в зените над ним Капелла, Орион закрыт наполовину зубчатым горным хребтом — Лачер хорошо разбирается в звездах[18]. Перед ним вырастают расплывчатые очертания скалы, огромной, как небоскреб, он ощупью пробирается, осторожно огибая ее, и выходит опять на дорогу — вспыхивают огни, светит уличный фонарь, в домах три-четыре освещенных окна. Дорога расчищена и даже посыпана солью.
Лачер входит в деревенский трактир «Медведь», идет по узкому коридору, открывает дверь с табличкой «Зала», останавливается на пороге, оглядывается — за длинным столом вдоль ряда крохотных оконцев сидят крестьяне горной деревушки, толстый полицейский, сам хозяин трактира, а в дальнем углу, на конце стола, под фотографией генерала Гисана[19] на стене, четверо парней играют в ясс.
Лачер садится за столик около напольных часов, не снимая меховой шубы, и говорит, что в снегу на дороге, во флётенбахском лесу, лежит труп.
— Это старик Эбигер, — произносит хозяин трактира, раскуривая короткую сигару.
Лачер заказывает литр беци[20]. Девушка за стойкой вопросительно смотрит на длинный стол. Хозяин трактира, толстый, приземистый мужчина, в рубашке без воротничка и в распахнутой жилетке, поднимается из-за стола и подходит к Лачеру.
Литр беци? Не может быть и речи, говорит, двести граммов, пожалуйста. Лачер пристально разглядывает его.
— Шлагинхауфена сын Зеппу стал, значит, новым трактирщиком. Может, заодно и председателем общины?
— Подумать только, — удивляется трактирщик. — Да вы никак знаете меня?
— А ты пошевели мозгами, — говорит Лачер.
— Бог ты мой, — прозревает вдруг трактирщик, — да ты уж не Лохеров ли Ваути?
— Ты всегда туго соображал, — говорит Лачер. — Так где литр твоей беци?
По знаку хозяина девушка выносит бутылку, наливает Лачеру. Тот, все еще не сняв мокрую, в ледяных сосульках шубу, опрокидывает стопку водки и тут же наливает себе опять.
— Откуда ты, черт побери, взялся? — спрашивает трактирщик.
— Из Канады, — отвечает Лачер, наливая себе еще и потом еще раз.
Хозяин вновь раскуривает сигару.
— Вот Клери удивится, — говорит он.
— Какая еще Клери? — не понимает Лачер.
— Ха! Цурбрюггенова Клери, — недоумевает трактирщик. — Та, которую у тебя тогда Мани Дёуфу увел.
— Ах вот что, — говорит Лачер и наливает себе еще. — Цурбрюггенова Клери теперь жена Дёуфу Мани. Я как-то совершенно забыл об этом.
— И хоть Клери была тогда беременна от тебя, — продолжает трактирщик, — она все равно стала женой Мани.
Оторопев на мгновение, Лачер опрокидывает стопку.
— Ну и что там получилось? — спрашивает он наконец.
— Малец. Ему теперь уже под сорок. Вон он там под генералом Гисаном режется в ясс.
Лачер даже не глядит в ту сторону.
— А кем же ты стал в Канаде? — спрашивает его трактирщик, попыхивая сигарой.
— Уолтом Лачером, — отвечает тот.
— Воутом Ла-а-чером, — тянет удивленно трактирщик. — Чудное какое-то имя.
— Да так по-ихнему читается Лохер, — объясняет Лачер.
— А зачем назад приехал? — спрашивает трактирщик, чувствуя вдруг закипающее в нем недоверие, сам не ведая почему.
— А вы все по-прежнему тут копошитесь? — хмыкает Лачер, даже не взмокнув в своей дохе, хотя пьет домашнюю водку, как воду.
Э-э, да чего уж, в этой дыре то дождь льет, то снег сыплет, вздыхает трактирщик. Долина прозевала момент, не подключилась к прогрессу, вот многие и спустились вниз, а тут застряли только те, кто поглупее, кому все равно, бедны они как церковные мыши или нет. Ему самому тоже не ахти как повезло. Не говоря уже о том, что не велика честь быть председателем одной из самых заброшенных общин в горах под Берном, его и в личном плане постигла неудача — его первая жена, Оксенблутова Эмми, не беременела, и все тут, наконец один доктор, кудесник из Аппенцелля, помог ей, и она родила Сему, но, по всему, была уже стара для этого и померла от родов. Тогда он через год женился на молоденькой, из Флётингена, от нее у него дочь Энни, вот только что конфирмация была, но матери-то всего лишь тридцать два, он уже стар для этой чертовки, тут глаз да глаз нужен.
18
19