Элизабет. У нее прелестный нос.
Чампьон-Чини. Таких красавиц свет не видывал. Когда она входила в гостиную, матроны ерзали на стульях, чтобы ее разглядеть. Я как-то катался с ней верхом, так мы вынуждены были закрыть ворота — такая собралась толпа.
Элизабет. А это кто?
Чампьон-Чини. Леди Лонсдейл. Это леди Дадли.
Элизабет. А это актриса, да?
Чампьон-Чини. Совершенно верно. Эллен Терри. Боже, как я любил эту женщину.
Элизабет (улыбаясь). Милая Эллен Терри.
Чампьон-Чини. Это Бвобс. Толковейший был человек, другой такой головы я не встречал. Оливер Монтегю. Генри Меннерс с моноклем.
Элизабет. Недурен, правда? А это?
Чампьон-Чини. Это Мэри Андерсон. Вам бы повидать ее в «Зимней сказке». Дух захватывало от ее красоты. Смотрите-ка! Это леди Рэндолф. Бернал Осборн — первейший был остряк.
Элизабет. По-моему, это все совершеннейшая прелесть. Мне нравятся эти несуразные турнюры, узкие рукава.
Чампьон-Чини. А какие у них были фигуры! В те дни от женщины не требовалось быть худой, как спичка, и плоской, как блин.
Элизабет. А они не чересчур зашнурованы? Как они могли это терпеть?
Чампьон-Чини. Тогда они не играли в гольф и подобную чушь. Они охотились, были очень щедры и милосердны к деревенским беднякам.
Элизабет. Беднякам это нравилось?
Чампьон-Чини. Если нет, то они очень расстраивались. Когда они были в Лондоне, то каждый день катались в Гайд-парке, ходили на обеды с десятью переменами блюд, где бывали только свои. Они абонировали ложу в опере, когда пели Патти или мадам Альбани.
Элизабет. О, какая прелестная крошка! Ради бога, кто это?
Чампьон-Чини. Где?
Элизабет. Такая хрупкая, словно фарфоровая вещица, укутанная в меха, и личико опущено в муфту, падает снег.
Чампьон-Чини. Да, это тогда было всеобщим помешательством — сниматься на фоне декоративной вьюги.
Элизабет. Какая милая улыбка. Сколько в ней лукавства, открытости и жизнелюбия. Как бы мне хотелось походить на нее! Скажите, кто это?
Чампьон-Чини. Не узнаете?
Элизабет. Нет.
Чампьон-Чини. Ну как же, это Китти.
Элизабет. Леди Китти! (Обращаясь к ней.) Дорогая, взгляните! Какой восторг! (Передает ей альбом.) Как же вы не сказали мне, какою вы были? Конечно, все должны были влюбляться в вас.
Леди Китти берет альбом, смотрит, потом роняет его и закрывает лицо руками. Плачет.
Элизабет (в смятении). Дорогая, что с вами? Ой, что же я наделала! Простите.
Леди Китти. Не говорите ничего. Оставьте меня. Какая я глупая!
Элизабет с минуту смотрит на нее растерянно, потом, взяв Чампьон-Чини под руку, уводит его на террасу.
Элизабет (проходя, шепотом). Вы сделали это умышленно?
Портьюс встает, подходит к леди Китти и кладет ей руку на плечо. Некоторое время они остаются в этом положении.
Портьюс. Боюсь, я был с тобой груб перед обедом, Китти.
Леди Китти (снимая руку с плеча). Не важно. Я сама была хороша.
Портьюс. Я все это не серьезно говорил.
Леди Китти. Я тоже.
Портьюс. Я сам знаю, что никогда бы не стал премьер-министром.
Леди Китти. Зачем ты несешь такую чушь, Хьюи? Если бы ты остался в политике, кто бы мог сравниться с тобой?
Портьюс. Не тот у меня характер.
Леди Китти. Дай бог кому другому иметь такой характер.
Портьюс. И потом, не скажу, чтобы мне очень хотелось стать премьер-министром.
Леди Китти. Зато как бы я тобой гордилась. Конечно, ты стал бы премьер-министром.
Портьюс. Знаешь, я бы дал тебе Индию. Думаю, это было бы очень популярным назначением.
Леди Китти. Не нужна мне Индия. Я вполне удовлетворилась бы Западной Австралией.
Портьюс. Дорогая, ты же не считаешь, что я позволил бы тебе похоронить себя в Западной Австралии.
Леди Китти. Или Барбадос.
Портьюс. Никогда. Это не лучше средства от плоскостопия. Я бы попридержал тебя в Лондоне.
Он поднимает с пола альбом и ищет глазами фотографию леди Китти. Та закрывает ее рукой.
Леди Китти. Не надо, не смотри.