Но когда разверзнутся хляби небесные и польются из них дождевые реки (о которых имеют понятие только тобольские остяки и самоеды), все рыбаки и оленные, при неистовом свисте вьюг и ветров, тянутся к лесам и зимникам. Летний лов рыбы переменяют остяки на зимние охоты на лыжах за пушным зверем, рыскающим по тундрам.
Иной на безделье свадьбу затевает: обяжется отцу невесты калымом и, уплачивая его постепенно, ездит к невесте тайком. Другие уходят в леса на звериный промысел. Два пуда сухарей, полпуда круп и пуд ржаной муки — запас на весь Великий пост. Нарта или санки — место склада, собаки, умные, но безголосые — перевозчики. Устанут собаки — хозяева впрягаются сами. Придя на место, ладят юрту. Ловят в ловушку, стреляют из стрел с круглым наконечником, чтобы стукать в морду зверька, оглушать его и не портить шкурки. В медведя и волка бросают стрелы с треугольным железным набалдашником.
Оленные остяки на прибрежьях Ледовитого океана и по трясинам тундры в летнее время находят громадные стаи всякой птицы: гусей, гагар, уток и лебедей. Один человек, не поленившись, способен добыть их до сотни в сутки. Для этого выбирают на реке мысок или залив, закрытый по берегу тальником. В тальнике делают для пролета птицы просеки в сажень шириной. На просеках устанавливают шесты и к верхним концам их на блоках и толстых бечевках привязывают сети. Сеть лежит на земле в то время, когда один из ловцов спугивает стаю птиц с воды. Птица видит светлое место прогалины, а за ней воду — летит туда в то время, когда приподнята сеть и попадает всей стаей в то мгновение, когда этого она всего меньше ожидает. Ловят рано утром или на заре вечером. Пух и перья продают остяки на Обдорской ярмарке, которая от всех других русских торгов отличается тем, что играет втемную, никому не видима, производится украдкой и понятна только простоватым остякам да плутоватым русским торговцам.
Вместе с купцами приезжают в Обдорск и чиновники для наблюдения, чтобы не спаивали дикарей водкой, и старшины остяцких родов для сбора ясака в пользу казны.
Остяцкие старшины в старину назывались князьями, но теперь князья по имени только. В самом деле они такие же простяки, так же бедны и закабалены русскими купцами и так же, наконец, существуют теми же рыбными и звериными промыслами и живут одинаково грязно. Князья — такие же добрые люди, гостеприимные до последней крайности, ласковые, насколько позволяет им быть таковыми их сумрачный, недоверчивый от постоянных обманов характер. Названы они так прежними владетелями (татарами), князьями же слывут они и при нынешних владетелях (русских). Теперь и татарский князь пособляет навоз наваливать, а остяцкий князь сам живет по колена в навозе. Зато и весь народ татары прозвали остяками (или, вернее, уштяками), то есть грязными и грубыми людьми. Екатерина II грамотами своими в 1768 году утвердила двух князей. Теперь остался один, который в 1854 году приезжал в Петербург и от императора Николая получил на шею золотую медаль на анненской ленте, богатую одежду и серебряный вызолоченный кубок. Зовут его Матвей Иванович Тайшин.
Остяцкие князья первыми приняли христианство еще при царе Федоре Ивановиче; но потом опять впали в язычество, и только дед и отец нынешнего князя записаны в книгах крещеными. Крещены также и многие из простых остяков, но христиане они только по имени, потому что в юртах держат идолов. Боготворят ручьи, камни, горы; большие деревья и места подле них считают священными; никто не притронется к дереву, не напьется воды, не сорвет травки, боясь прогневить божество. Домашних идолов кормят (мажут им лица) рыбьим жиром; а оленные остяки вместе с обдорскими самоедами чтут еще морских духов и песчаную отмель на Ледовитом океане. Съезжаясь туда, они купаются в морской воде для общения с водяными богами; бросают в волны медь или деньги, топят оленей и притом делают это всегда ночью и под руководством шамана.
Остяки, как и самоеды и все инородцы северные, охотнее придерживаются шаманства и почитают и повинуются в делах веры особым людям, называемым шаманами.