ШАМАНЫ
Бог один, да молельщики не одинаковы. Всяк по-своему Бога хвалит.
Если русскому духовенству не удается до сих пор просветить Христовым учением бродячих дикарей наших, то не столько виноваты в том удаленность мест, грубость нравов и другие природные препятствия, сколько мешают святому и великому делу шаманы. Эти люди, называвшиеся в старинной Руси кудесниками и волхвами, не только вооружали народ против проповедников и убивали их, но и теперь стараются уверить дикарей, что с новой верой придут новые порядки и обычаи. С ними наступит неминучая гибель всем народам, верующим в шаманство: русские люди смеряют и отнимут всю тундру, уведут народ в Русь и там станут со стариков брать подати деньгами, вместо ясака звериными шкурами; а молодых начнут, как татар, брить в солдаты. И если до сих пор всего этого не случилось, то именно потому, что стоят за своих прадедовские боги, гнев которых умеют претворять на милость одни только они, шаманы. Шаманы — посредники между злыми духами и людьми; на языческих жрецов они не похожи, но с нашими деревенскими плутами колдунами одного корня и одинаковой веры.
В шаманы также подбирается изо всех дикарей тот, кто похитрее других разумом, поплутоватее и посмышленее. Дурак ничего не поделает, но толковый сумеет перенять науки от старых и опытных шаманов. Наука нехитрая: уметь обмануть простодушного и суеверного дикаря и устроить свою судьбу так, чтобы дикари уважали. Уважение шаманы приобретают тем, что умеют кое-как лечить и охотливо дают советы во всех несчастиях и неудачах жизни. Но ни за лечение, ни за молитву шаманы без фокусов и заклинаний не принимаются. Дикари верят (и шаманы их в том утверждают), что если от чумы падает скот или оленя зарезал волк, то это сотворил злой дух: его надо умолить и укротить. Если напала на кого хворь, которой много ходит по сырой и нездоровой тундре, в того человека вселился злой дух: его надо выгнать. Русскому лекарю этого не сделать, один шаман только в силах победить шайтана. Шаман лечит немудреными снадобьями. Если ломит все тело и стреляет во всех суставах и русский лекарь называет болезнь ревматизмом, шаман говорит, что шайтан, или злой дух, засел внутрь и беснуется, но лечит той же фонтанелью, хотя и зовет ее едном: кладет на больное место кусок трута и зажигает его. Горячий кусок не снимается до тех пор, пока не потухнет. Сделается рана, появится гной; мокрое место поддерживают до тех пор, пока больному не станет лучше. Раны залечивают рыбьим жиром; для большей удачи и успеха примешивают к нему сосновую серу. От запора дают шаманы тот же жир; при рези в животе медвежью желчь; от цинги велят пить теплую оленью кровь. Если дикарь ознобил лицо, шаман делает примочку из вина с порошком, толченным из особого рода раковин, которые водятся и на Оби, и на Енисее, и на Лене. Но всегда и во всех случаях шаман творит кудес, сначала для того, чтоб умилостивить бога, потом с целью выгнать его вон как непрошеного и докучливого гостя.
Кудес бьет шаман охотнее ночью, когда злые духи сходят на землю, а добрый дух (солнце) засыпает. Ночью же можно больше и вернее подействовать страхом на трусливых и суеверных дикарей. Для этой же цели он надевает особенное платье, сшитое из оленьей кожи, очищенной от шерсти: это непременно. Затем кто как хочет: у одних полы платья увешаны тоненькими ремешками, вдоль рукавов нашиты железные полоски; ими же унизана спина и грудь. У других все швы испрошиты лоскутками яркого цвета; красные суконные лоскутья висят на плечах, на груди и по спине. Всякий желает пугать, а потому и наряжается так, как вздумается, но непременно каждый обвешается погремушками: стальными, медными, железными. Тунгусские шаманы надевают и на голову род каски с такими же бубенчиками и побрякушками; остяцкие — железный шишак, по которому вместо погремушек колотят сами. Самоедские шаманы, не надевая ничего, просто кладут кусок красного сукна на голову так, чтобы закрыть глаза, и с тем, чтобы самим не видать выхода злых духов. Но непременную принадлежность всякого шамана, на всех концах громадной тундры составляет неизменный бубен, род барабана: у иных круглый, у других наподобие сердца. Бубен также украшен бубенчиками и погремушками; на него натянута прозрачная оленья кожа и имеется колотушка: у одних заячья лапка, у других собачья или оленья, у третьих просто палка, обшитая таинственной кожей росомахи. И опять у всех шаманов волосы должны быть распущены по плечам.
Самый кудес бьют почти всюду одинаково. Шаман обыкновенно ходит с помощником, чаще с родным сыном (шаманство почти всегда наследственно). Оба они или садятся, или ходят вокруг. Старший колотит в бубен сначала тихо, потом ускоряет удары и, когда заметит, что слушатели и зрители настроились, начинает дико кричать всегда непонятные для дикарей слова. Помощник ему вторит, и, если оба очень искусны в пении, наверное, закричат и слушатели (самоеды в особенности чувствительны). Опытный шаман неожиданно и ловко спадает с диких звуков на мягкие и, начиная шептать, показывает тем, что духи близко и он с ними может разговаривать. Барабанит он в это время тихо и молча, как бы слушает слова богов. У дикарей на то время захватывает дыхание, и когда шаман заметил, что поймал толпу и вконец обманул ее, он опять быстро завертит и заколотит в барабан. При этом кричит с товарищем своим так, как могут кричать только дикие, голодные звери да сам шаман, дошедший до этой способности долгим навыком и наукой. Он кричит долго и много, кричит до изнеможения; изо рта выступает у него пена; глаза наливаются кровью и, стоя неподвижно, глядят страшно и дико. Цели своей он вполне достигает и от долгого крика и прыганья иногда падает в изнеможении; корчится, валяясь на земле, едва собирает дыхание и тяжело и глубоко дышит, наводя страх не только на верующих дикарей, но и на неверующих русских. В это время, по понятиям всех бродячих народов, на земле появляются воочию невидимые духи, выходя из больного или сходя для того, чтобы слушать какую-нибудь просьбу от дикарей. Просьбы же у них немудреные: они или желают отыскать потерянного оленя, или молят о счастливой ловитве рыбы, морского или лесного зверя.