Вообще все дело шло не только крайне неудачно, но и противоречило тем намерениям, с какими предпринято было устройство поселений за Байкалом. Все дело поправил Трескин, иркутский гражданский губернатор, и привел его в исполнение быстро — в один (1807) год. По его распоряжениям переселенцы по прибытии на место водворения были тотчас снабжены всем необходимым для хозяйства. Земли для первоначальных посевов приготовлялись самими поселенцами или прежде водворенными. Леса вырубались в свободное от полевых работ время. Дома строились по чертежу изд. 1772 года для двух семей, состоявших из одного женатого и двух холостых. Положено в каждых двух селениях завести по одной кузнице и выстроить во всяком новом селении запасные магазины, в которые и собирать хлеб с первого урожая, назначенное число. Чтобы обеспечить женитьбу поселенцев, Трескин просил иркутского архиепископа предписать сосланных в Забайкалье девиц и женщин не венчать ни с кем, кроме поселенцев, что и было исполнено. Скот для поселенцев докупался в Верхнеудинском округе у харинских бурят, делавших — по приглашению начальства — в пользу поселений значительные безвозмездные пожертвования. Кроме того, некоторые частные лица добровольно приносили значительные пожертвования. Петровский завод изготовлял земледельческие и домашние орудия[2].
Каким образом производилось все это дело, какими подробностями обставлялось оно и о процессах дальнейших, новейших поселений и переселений за Байкалом — мы позволяем себе говорить потом, дальше, в своем месте. Но не можем при этом не остановиться на том грустном и многознаменательном факте, что вообще поселениям в Восточной Сибири как-то не счастливилось. Западной Сибири в этом отношении выпала более благоприятная доля. Поселенцы, помещенные по реке Вилюю (109 душ), не имеют оседлости, крайне обленились, едят рыбу и сосновую кору. С жителями Амгинской слободы (в 200 верстах от Якутска) совершился диковинный факт: люди славянской расы превратились (посредством браков) в якутов, утратили русский тип, нравы, обычаи, язык; находятся в бедности и без хлеба, заменяя его сосновой корой (в числе 400 душ). Но в этом случае, по крайней мере, не благоприятствует климат; там нет ни сенокосных, ни удобных мест для хлебопашества (кроме Амги и Алдана). При столкновении с этим краем, оказалась даже невозможной гужевая дорога, стоившая казне огромных издержек, не принесших никакой пользы. Вновь проложенный путь (в 1852 году) от Якутска до Аяна, на который издержано 20 000 руб. и переселено 211 душ, ничем не отличается от старинного несносного пути по болотам к Охотску. Местность тамошняя — лесистая и болотистая; климат — недружелюбно-суровый и переселенные люди — жалкие. Но и тут опять-таки препятствия физические: обширные тундры и кочковатые болота, летом превращающиеся в непроходимые топи, потом каменистые и утесистые горы с горными потоками, беспрестанно меняющими свое направление. Нельзя строить ни мостов, ни перевозов. В 1853 г. пытались было снова между Амгой и Охотском (на 803 верстах) устроить поселения, но и эти попытки рухнули... Против природы не пойдешь!
«В Америке, — говорит г. Пейзен в конце своей статьи, — дух предприимчивости, промышленных и торговых спекуляций имел последствием, что цветущие колонии, города, мануфактуры, фабрики возникают с неимоверной быстротой: всему этому осталась чужда Сибирь! Казалось бы, для населения столь огромного края, как Сибирь, много должны были способствовать ссыльные поселенцы, которыми наполняется Сибирь вот уже двести лет и которых ежегодно присылается сюда по нескольку тысяч. Но, к сожалению, должно сказать, что в настоящее время, в особенности с тех пор, как развились в Сибири золотые прииски, колонизация ссыльными не достигает действительной своей цели; ссыльные увеличиваются только числом, но влияние их на заселение края и развитие в нем предприимчивого духа — самое ничтожное».
Неужели такая же судьба ждет и амурские поселения? Для Амура обстоятельства сложились иначе, благоприятнее. Сзади администраторов лежит целая история всяческих колонизаций, начиная от Америки и Ботанибея до французских поселений в Алжире и до русских — в оренбургских и саратовских степях. Тут и там — готовые ошибки, которые опасны так, как опасны кораблю банки и рифы; тут и там — готовые формы, по которым с первого разу можно отливать оконченные образы. За Амуром — право. Богом благословенной страны, богатой климатом, роскошной растительностью; наполовину те же условия физические, какие представляет Забайкалье, наполовину те, которые схожи с условиями недавних поселений в Охотском крае. За примером и поучением ходить недалеко. Под боком у Амура богатая, хлебородная, готовая в своих формах страна; глубокие воды удобны для сплавов от слияния главных рек до самого дальнего из всех океанов — Восточного. Так ли все это творится там, как творилось прежде, или взяты новые источники, приложены иные правила, не менее логичные и последовательные?
2
На каждый дом поселенца выдавалось: одна корова, топор двурубной, долото, два бурава, большой и малый скобель, нож, косарь, котел железный или чугунный в 10 фунтов. На каждую семью полагалось: лошадь, две овцы, две свиньи, конская упряжь с прибором, десять сажен веревок, пара сошников, топор плотничий, коса-литовка, два серпа; хлеба для посева: ржи или ярицы по 12 пудов, ячменю по 6 пудов, овса по 6 пудов, семени конопляного по одному пуду, и на продовольствие на восемнадцать месяцев каждому поселенцу муки ржаной по 36 пудов, и соли по одному фунту в месяц; и детям против всего половину. С 1807-1809 гг. поселения основывались; потом, в последующее десятилетие, устроились. Результаты были благоприятны: в Нерчинском округе число скота заметно увеличилось. Причину этому обстоятельству полагают в обильных и превосходных пастбищах.