— Эй, братцы, первая прославленная батарея, хоть топор вешай! О чем речь? A-а, ясно — среди простых смертных герой дня! — захохотал он с дерзкой веселостью, заметив у окна Алексея. — А может, Дмитриев, за свои героические действия вскорости и орденок схлопочешь? Ась?
— То есть? —спросил Алексей. — Не очень понял тебя, сержант. Скажи разумнее.
— Как «то есть», старшина? А ты невинницу из себя не строй! Чувствуем твои методы, не дураки! Высоко ты вознесся, а правда-матка все равно есть, как ни крути. Нет, исключить тебя за клевету из комсомола и из училища — вот что надо! Или к суду, ясно?
— Черт тебя знает, что ты за артиллерист, — проговорил Алексей. — Ни разу таких не видел.
— Ты брось эти штучки, старшина, туману не напускай!.. Я-то как раз артиллерист, а не быстренький, как некоторые тут!..
— Не видно, — сказал Алексей. — В артиллерии не стреляют с закрытыми глазами. Прешь напролом, как бык.
— Ты мне словами па́мороки не забивай! Я-то уши развешивать не буду! Ничего у тебя не выйдет! — угрожающе заговорил Карпушин. — Учти: вся твоя карьера шита белыми нитками, хоть ты и до старшин долез… Лесенка твоя как на ладони… ясно?
— Слушай, Карпушин, — брезгливо вмешался Полукаров, — закрыл бы ты заседание юридической коллегии с перерывом на каникулы. Надоело слушать громовые, но дурацкие речи!
— А ты-то что, Полукаров? Подкупили тебя вроде? — выкатил пронзительно-светлые глаза Карпушин. — Или уже не понимаешь, что за кулисами у вас делается? Может, всякие подробности рассказать, как люди жить умеют? И о Валеньке тоже знаем…
— Что именно? Ну-ка объясни. — Алексей почувствовал, как холодеют, ознобом стягиваются губы, и проговорил с хрипотцой: — Смотри, сержант, если будешь тут еще галдеть, я тебе морду набью, хоть и на гауптвахту сяду! Все уяснил?
— Подожди, Алеша.
Сказав это, из толпы курсантов как-то лениво, бесстрастно вышагнул все время молчавший Дроздов, положил руку на крутое плечо Карпушина и долго пристально рассматривал его с головы до ног; тотчас в курилке задвигались, зашумели, кто-то предложил накаленным басом:
— Толя, тресни ему по умной шее за демагогию! У этого парня — гениальных мыслей гора!
— А ну тихо! — остановил Дроздов возникший вокруг шум и властно подтолкнул Карпушина к двери. — Проваливай по-вежливому. А ну — выпирай, выпирай из курилки к чертовой бабушке, пока я не рассердился!
Тогда Карпушин, сузив веки, высвободил плечо из-под руки Дроздова, раздувая ноздри, попятился к двери, затем повернулся и со сдержанным бешенством начал протискиваться к выходу. Дроздов проводил его до самой двери, напоследок дружески посоветовал:
— Если не успокоишься, сходи в санчасть. Там есть хорошенькая сестренка. В шкафу направо у нее валерьянка с ландышем… Не поможет — поставь горчичники ниже поясницы. В голове прояснится. Будь здоров!
— А выпроводил ты его, Дроздов, напрасно, — заметил Грачевский, косясь на Алексея. — Потом, видишь ли, объективно еще ничего не известно…
— У тебя куриная слепота, Грачевский, — ледяным тоном ответил Дроздов. — Дальномер с собой носи. В кармане.
— Слепота не слепота, а ты-то знаешь, где правда?
Зимин с негодованием заявил Грачевскому:
— Если не из нашей батареи, значит, может говорить все, что хочет! Просто безобразие!
Он повел сердитыми глазами — Алексей уже стоял подле окна, быстро чиркал спичкой по коробку, прядь волос упала ему на висок. «Волнуется?» — подумал Зимин, и в ту же минуту дневальный, с шашкой и противогазом, появился в курилке, прокричал зычно:
— Старшину первого дивизиона к телефону!
В вестибюле, где был столик дежурного с телефоном, Алексей, немного успокоившись, взял трубку, произнес обычное:
— Старшина Дмитриев.
— Алексей? — послышался голос из другого мира. — Алексей, это ты? Я должна тебя увидеть и поговорить. Ты можешь взять увольнительную?
— Валя, как я рад, что ты позвонила!.. Но я не могу увидеть тебя ни сегодня, ни завтра.
Глава двадцать вторая
«Здравствуй, дневник, старый друг, я тебя совсем забыл!
Сейчас ночь, а я сижу в Ленкомнате и записываю, как автомат. Даже пить хочется, а я не могу оторваться, сходить к бачку. Ну, спокойней, курсант Зимин, и все по порядку.
Итак, вчера ночью я никак не мог заснуть после этого безобразия в курилке, когда чуть драка не случилась. А когда не можешь уснуть, то всегда подушка какая-то горячая, колючая и ужасно жарко голове. Я стал переворачивать подушку прохладной стороной вверх и вдруг слышу — вроде таинственный шепот. Было, наверно, часа два ночи, все спали в батарее, свет горел только в коридоре, и там тихие шаги дневального: тук-тук…