Заряжающий первого орудия Богатенков устроился по-турецки на бруствере, спиной к Новикову, откусывал галету и, не оборачиваясь, говорил со спокойной дерзостью:
— Меня, Горбачев, ни одна пуля не возьмет. Я ж шахтер. Земля меня защищает. Это ты рыбачок, так тебе вода… Всю войну на передовой, в конце не убьет! Понял?
— А ну, слазь! Капитан пришел, слышишь, шахтер?
Командир отделения разведки старшина Горбачев, подбрасывая ладонью великолепный финский нож, блестя черно-золотистыми глазами, приветливо улыбнулся как бы одними густыми ресницами, вторично приказал Богатенкову:
— А ну слазь! — и весело заговорил: — Смотрите, товарищ капитан, что фрицы делают… Крепкую заваривают кашу. Пожрать не дали. Да еще пехота чехословацкая подошла, товарищ капитан. Впереди нас окапываются… Видали?
В расстегнутой на груди гимнастерке, небрежный, гибкий, стоял он на пустом снарядном ящике, доски которого глубоко были исколоты финкой, — видимо перед приходом Новикова показывал мастерство каспийского рыбака: положив на ящик руку, быстро втыкал финку меж раздвинутых пальцев.
— Цирк устроили? — строго спросил Новиков, хорошо зная хвастливый нрав Горбачева. — Богатенков, вы что? Судьбу испытываете? А ну вниз! Еще увижу — обоим не поздоровится!
Богатенков повернул молодое, кареглазое, красивое ровной смуглотой лицо, при виде Новикова оробело крякнул, поспешно сполз в ровик и, одергивая гимнастерку на выпуклой груди, забормотал:
— Да вот разговор всякий был… Разрешите к орудию, товарищ капитан?
— Идите!
Старшина Горбачев, втолкнув нож в чехол на ремне, вразвалку подошел к двум ручным пулеметам на бруствере, смахнул землю с дисков, сказал сожалеющим голосом:
— Эх, товарищ капитан, как же это Овчинников пулеметик забыл? Переправить бы надо.
— По места-ам! — скомандовал Новиков.
То, что увидел Новиков в стереотрубу, сначала ничего толком не объяснило ему. Весь берег озера и поле впереди и слева от высоты были усеяны вспышками танковых разрывов; неслись над полем, перекрещиваясь, трассы; пулеметы, не смолкая, дробили воздух. Со звоном хлопали немецкие противотанковые пушки.
Новиков увидел их в кустах на том берегу озера, метрах в двухстах за огневыми позициями Овчинникова. Стреляли они правее высоты, туда, где были врыты в обороне наши танки пятого корпуса — правые соседи, о которых говорил Гулько. Но странно, в первые секунды показалось, что наши танки не отвечали немецким пушкам огнем — бронебойные трассы летели в сторону соснового леса, откуда давеча обстреляли Новикова три немецких танка. И теперь Новиков до подробной отчетливости разглядел главное. Левее леса из темного, глухо клубящегося туманом ущелья, будто прорубленного в горах, муравьиной чернотой валил по шоссе, двигался плотно слитый поток танков, колонна длинных тупорылых грузовиков, лилово посверкивающих стеклами легковых машин, бронетранспортеров; растекаясь, поток этот медленно раздвигался, как ножницы, в сторону леса, куда вошли три передовых танка, и влево, в сторону северной оконечности озера, где в трехстах метрах за разбитым мостом, в минном поле, стояли орудия Овчинникова.
То, что левая колонна, вырываясь из ущелья, неудержимым валом валила по шоссе, стиснутая, прикрытая бронированной стеной танков, расчищающих проход к озеру, было понятно Новикову: навести переправу, прорваться в Чехословакию. Но удивило то, что правая колонна скатывалась из ущелья прямо по долине к лесу, в направлении восточной окраины города, подходы к которому были заняты нашими танками и истребительной артиллерией, — этого он не ожидал.
Новиков на секунду оторвался от стереотрубы. Дым сплошь застилал и западную окраину Касно, ничего не видно было, только острие костела багрово светилось в пепельной мгле. Гул непрерывной артиллерийской пальбы толчками доходил оттуда — немцы атаковали и там.
И Новиков понял: немцы снова пытались взять город с запада, рассчитывая облегчить этим прорыв всей или части вырвавшейся из окружения в Ривнах группировке к границе Чехословакии.
«Ах, так вот оно что! — с чувством понятого им положения и даже с каким-то сладким облегчением подумал Новиков и подал команду:
— Приготовиться! Овчинникова к телефону!
С гулом, точно остановившись над высотой, треснул дальнобойный бризантный; из черного облака, возникшего над орудием, ринулись осколки, зашлепали впереди ровика.
А старшина Горбачев, следя за продвижением левой колонны, за танками, вроде бы улыбнулся одними трепещущими ресницами.
— Кончай ночевать! — И ногой задвинул мешок из-под галет в нишу, посмотрел на Новикова выжидательно. Телефонист Колокольчиков, пригнувшись к аппарату, беспрерывно, осиплым тенорком вызывал орудия Овчинникова. Орудия не отвечали.