— Другого, говорите?
Блиндаж сотрясало крупной дрожью, пол туго ходил под ногами, в промежутки между разрывами, как из-под воды, вливался отдаленный пулеметный треск. И теперь уже было ясно, что это не обычный артналет, не обычная перестрелка дежурных орудий и пулеметов после недавних боев при взятии города Касно на границе Чехословакии.
И то, что Ремешков робко отказывался идти на передовую, в то время как за неделю погибло девять человек старых солдат, а Ремешков прибыл в батарею отъевшийся, раздобревший, со здоровым, молочным цветом лица от домашнего хлеба и сала, особенно было неприятно Новикову.
— У нас в батарее приказание два раза не повторяют! — проговорил он жестко и, более не обращая внимания на Ремешкова, пошел к двери.
— Товарищ капитан!..
Ремешков просительно напряг голос и, вдруг нагнувшись так, что стала видна красная, гладкая шея, со стоном и страданием прошептал:
— Товарищ капитан, разве я… Жалости нет?
— Нет, — сказал Новиков и вышел.
Дверь открылась, впустив грохот разрывов, и захлопнулась. Ремешков, искательно оглядываясь на солдат, съеживаясь, повторил умоляющим шепотом:
— Что ж у вас жалости нет?..
— Жалости? Тютя пшенная! Он еще думает, калган рязанский! — звонким голосом воскликнул старший сержант Ладья, надвигая пилотку на выпуклый лоб. — Морду нажевал в тылу и думает, все в порядке! Еще ему приказ повторять! Воевать приехал или сало жрать?
Было командиру орудия Ладье лет двадцать. Сильный, светловолосый, он по-особому лихо носил пилотку, сдвигая ее на самые брови. Весь подогнанный, в немецких, не по уставу, новых сапожках, с немецким тесаком на немецком ремне, он казался мальчишкой, ради игры носившим военную форму, трофейное оружие.
— Ну? — крикнул он. — Думать потом будешь!
— Звери вы, звери… — жалко и затравленно бормотал Ремешков. — Человек ведь я…
Командир второго орудия сержант Сапрыкин, неуклюже грузный, пожилой, двигая непомерно квадратными плечами, в тесной, облитой-по круглой спине гимнастерке, старательно кряхтя, наматывал портянку. Подмигнул Ремешкову своими ласково затеплившимися глазами и сказал доброжелательно:
— А ты лучше бери, землячок, автомат да и дуй во все лопатки. Так оно вернее. Раньше-то воевал? Понял или нет? Вот автомат возьми. — И, обращаясь к Ладье, прибавил ворчливо: — Оно верно, после теплой печки да жены под боком умирать неохота. Сам небось так бы, Ладья?
— А я бы и в отпуск не поехал! На кой леший он мне! — сказал Ладья решительно и, взяв лежавший на нарах крепко набитый вещмешок Ремешкова, взвесил его с язвительной улыбкой, говоря: — Давай, давай катись колбасой, тютя!
И подтолкнул Ремешкова к выходу.
Оглушенные грохотом снарядов, рвущихся по высоте, они некоторое время стояли в ходе сообщения. С острым звоном полосовали воздух осколки, бритвенно срезали землю на брустверах, пыль сыпалась на фуражку Новикова. Отплевывая хрустевшую на зубах землю, он ощупью нашел телефонный провод, ведущий от орудий на передовую, и, не выпуская его, посмотрел, в сторону города Касно. Все пространство за высотой — километра на два — было освещено, как днем… Гроздья ракет повисали там, пышно иллюминируя низкие облака. В них взвивались наискось трассы. Небо за высотой все время меняло окраску, наливалось густой багровостью — что-то горело в городе.
— Пойдете по проводу! Я за вами! — приказал Новиков Ремешкову. — Берите провод, он в моей руке!
— Провод? — глухо переспросил Ремешков.
Но когда Новиков почувствовал прикосновение чужих пальцев к своей руке, возник рев над головой — огненный шар, ослепив, разорвался в небе, — сверху ударило жарким воздухом, бросило обоих на землю: снаряд лопнул, задев о ствол сосны.
«Разобьет орудия», — беспокойно подумал Новиков и тут же услышал стонущие вскрики Ремешкова:
— Ударило… по голове ударило… товарищ капитан. Всего ударило.
— Э, черт! — с досадой сказал Новиков, подымаясь. — Ранило? Где вы… ползаете?
В бледном отблеске расцвеченного ракетами неба он увидел у стены траншеи скорчившуюся фигуру Ремешкова. Охватив руками голову, он глядел вверх рыскающим взглядом, и это выражение успокоило Новикова, — раненые смотрели иначе.
— Крови нет? — спросил он и добавил насмешливо: — Еще до передовой не дошли, а вы… Как воевать будете? Ну, пошли, берите провод.