Был час полного утра, тихие улочки провинциального немецкого городка были по одной стороне горячи, знойны, затоплены солнцем, по другой стороне лежала тень, еще прохладная, еще по-весеннему чуть сыроватая, и здесь, в прохладном воздухе был особенно густо разлит сладковатый аромат ранней сирени, белой, пышной, отяжеленно свисавшей над железными оградами. И этот текущий по тротуарам дурманный дачный запах уже смешивался с неожиданными для покойных улочек дымками солдатских кухонь, бензиново-пыльным запахом машин, стоявших цепочкой вдоль обочин подсохших мостовых.
Мирный городок этот давно проснулся, ярко краснел черепицей, золотились стволы сосен, раздавались начальственные голоса старшин во дворах, занятых полковыми хозяйствами, гремели поварские черпаки о нутро отмываемых после завтрака котлов, кое-где в глубине окраинных садов отдаленно завывали моторы тыловых машин. На площади возле кирхи и вокруг на улочках появлялись группами солдаты, совсем по теплу, без шинелей, без ватников, ходили посредине мостовых, с интересом разглядывая чужие вывески пансионов под голландскими фонариками, женские шиньоны в зеркальных витринах парикмахерских, опущенные жалюзи закрытых пивных баров, уютно отдыхая, покуривали, сидели на каменных плитах, гладких ступенях кирхи, грелись на солнцепеке, переговариваясь, задирали то и дело головы к острой готической высоте ее кровли, купающейся в теплой голубизне неба.
— Веселый городок, — сказал Княжко, чаще, чем Никитин, козыряя встречным солдатам. — Уютно жили.. И вообще — прекрасное время, май!
Никитин спросил:
— Но где бюргеры, скажи ты мне? В подвалах сидят? Попрятались все? Или сбежали, как мои хозяева?
Это был, по всей видимости, типичный курортный городок, чистенький, удобный, вымытый, с множеством маленьких магазинчиков, ресторанчиков, баров и пансионов, куда на лето выезжали, наверное, отдыхать берлинцы, однако сейчас немецкая речь нигде не слышалась тут, и хотя солдаты, заняв дома, жили в квартирах вместе с хозяевами, повсюду на окнах были еще задернуты шторы, и лишь порой края их осторожно шевелились, когда близкий мотор машины или дребезжание кухни, взрыв хохота или звуки солдатского говора возникали, раздавались на улице.
— Думаю, немцы уже перестали надеяться, что мифическая армия Венка спасет Берлин. И все же чего-то ждут в страхе, — ответил Княжко. — По крайней мере, хозяева моего дома перепуганы насмерть, еле дышат, ходят на цыпочках, говорят шепотом «Гитлер капут» и мелким бесом заискивают перед солдатами. И юлят передо мной, как перед генералом. Даже пытаются приносить какую-то жуткую бурду — «кафе» — в постель. Наверняка убеждены, что переживают нашествие Чингисхана. Но немцы есть немцы. Крафт! Крафт![10] Преклонение перед силой.
— А мне любопытно, куда смылись хозяева моего дома, — проговорил Никитин. — Все оставлено — и никого.
— Ну, вот тебе представитель арийской расы, легок на помине, — сказал Княжко, морщась. — И, кажется, навеселе.
Навстречу, в узоре тени железной ограды, за которой неудержимо, буйно, снежно цвела сирень, продвигался, непрочно ступая по каменным плитам, пожилой краснолицый немец в черной паре — он приостановился вдруг, издали приподнял шляпу, обнажил малиновую широкую лысину и так, не надевая помятую шляпу, начал кланяться покорно и подобострастно, выговаривая заплетающимся языком:
— Guten Morgen, Herren Offiziere, guten Morgen… Рус карашо, Гитлер капут… аллее… Сталин гут, карашо, Гитлер плёхо, капут, — повторял он с какой-то заведенной пьяной нелепостью заученный набор слов, пока Никитин и Княжко не поравнялись с ним, потом красное его лицо заискивающе задрожало крупными своими морщинами. — Entschuldigen sie, bitte, Herren Offiziere, geben sie mir, bitte, ein Stuck Zigarette[11]. Рус карашо сигаретте… Водка гут…
— У тебя есть? — строго спросил Никитина некурящий Княжко. — Дай ему. Где он набрался, этот ариец? По-моему, славяне показали широту души. Наверняка.
— Битте. — Никитин раскрыл пачку трофейных сигарет, и немец, все не надевая шляпу, тихонечко кончиками ногтей вытянул одну, застонал и сладострастно понюхал ее; тогда Никитин сказал: — Возьмите несколько Штук… А, черт, как это по-немецки? Bitte, nehmen Sie noch Zigaretten, bitte, bitte![12]
— O! Nur zwei Zigaretten, danke schön, danke schön!.., — заговорил благодарно немец и так же аккуратненько взял вторую сигарету, рассмотрел пачку и воскликнул с притворным недоумением: — О, «Juno», deutsche Zigaretten! Danke schön, entschuldigen Sie, bitte, Herr Offizier, Гитлер капут! Auf Wiedersehen!..[13] Рус карашо!
11
Доброе утро, господа офицеры, доброе утро… Извините, пожалуйста, господа офицеры, дайте мне, пожалуйста, одну сигарету.
13
О! Только две сигареты, большое спасибо, большое спасибо!.. О, «Юно», немецкие сигареты! Большое спасибо, извините, пожалуйста, господин офицер… До свидания!..