В литературе не должна подвергаться насилию вера в добро, что так ярко вылилась в прозе послевоенного поколения.
Человеческие страсти можно перечислить по пальцам, но эти немногочисленные страсти создали мировое искусство, и именно они движут искусством. Греческая литература начиналась с любовных милетских историй о виноградарях и их проказливых женах и заканчивалась трагедиями власть имущих. Рим развил любовные сюжеты, прибавив к ним тему тирана и золотолюбивых сенаторов. Семнадцатый век воспел добродетель, восемнадцатый — обратился к разуму, девятнадцатый — беспощадно разъял страсти, двадцатый век выявил и выявляет человека в истории и, развивая революционные истины девятнадцатого столетия, пронзительно задумался над смыслом преобразования общества в практической деятельности личности и классов.
Мы живем в эру великой надежды. Мы живем в эпоху научно-технической революции и знаем, какие блага она способна принести нашему обществу. Мы отдаем себе отчет в том, что автоматизация индустрии в промышленных центрах и интенсивная механизация сельского хозяйства создадут условия для увеличения свободного времени. Казалось бы, эта освобожденность — неоспоримое благо, необходимое для гармоничного развития личности. Как же люди будут использовать завоеванное социалистической цивилизацией время? Что заполнит его? Книги или одержимое поклонение футбольному кумиру? Театр или домино? Вернисажи живописи или «чертово колесо» в парке отдыха? Познание духовных ценностей или разнообразные развлечения?
Ничто из названного я не отрицаю с раздраженной категоричностью: каждый волен в выборе. Но проблема свободного времени рано или поздно возникнет, и социалистическое общество вынуждено будет решать ее во имя усовершенствования человека. Иные философы говорят, что окружающая нас природа не знает нравственности, так как в ней нет изначального плана и она равнодушна. Нет, природа извечно нравственна, мудра, гармонична, и ее не нужно подчинять, перекраивать, ее надо познать и, познавая, сделать другом человечества.
Советской литературе принадлежит здесь не последнее место, задача ее остается непоколебимо вечной и новой: постижение смысла жизни.
1974
От Урала до польских Карпат
(Интервью корреспонденту варшавского еженедельника «Керунки»)
— Юрий Васильевич, момент, в который я имею счастье беседовать с вами, прямо-таки изобилует памятными датами, глубоко связанными с вашей личной биографией, с историей вашего отечества, с зарождением польско-советской дружбы. Следовательно, напрашивается столько интересных тем, что трудно решить, какая из них предпочтительней в эти содержательные дни…
Вы отмечаете теперь свое пятидесятилетие. Передавая в этой связи самые сердечные поздравления от наших читателей, которые одновременно являются и читателями ваших произведений, я невольно вынуждаю вас оглянуться на свой жизненный путь от Орска до польских Карпат, где вы воевали, от победы на поле боя — к победам творческим. Расскажите, пожалуйста, Юрий Васильевич, что на этом пути особенно запечатлелось в вашей памяти как наиболее ценное, самое дорогое для вас?
— Да, мы встретились в знаменательный момент. Только что отмечался у нас День Советской Армии, который, кстати, давно стал традиционным «днем мужчины». У вас в Польше этого, пожалуй, нет. Вы поздравили меня с моим пятидесятилетием. Искренне благодарю, В ответ я хотел бы поздравить вас и всех поляков с 30-летием Народной Польши. И, пожалуйста, передайте через вашу газету моим польским читателям самые сердечные поздравления. Что же касается тех памятных дней, о которых вы сейчас упомянули, то я благодарен судьбе за незабываемую встречу с вашей страной в пору молодости.
Вы заставили меня снова заглянуть в собственную биографию. Между тем человеку свойственно постоянно оглядываться на прожитые годы, что-то переоценивать, что-то искать в прошлом.
Думаю, что вас интересует не одна моя биография, но и то, что является существенным в жизни нашего общества. Не правда ли? Разумеется, этапы моего жизненного пути — Орск, где я родился, Урал, где я часто бывал в детстве, Москва, где прошла моя сознательная жизнь, навсегда останутся со мной. Ведь писать книги нельзя без осмысления собственной родословной, где всегда суммируются и твоя личность, и семья, и родина, символически отраженная в «белых березах» или московских липах, без осмысления эпохи, в которую человек родился, воспитывался, учился, затем — взгляды, сформированные жизнью, все мотивировки, все отношения человека к жизни, к ее проблемам…