— Ну конечно! — охотно согласился Сирано, оправдывая себя тем, что ему все равно предстояло дожидаться.
Прелестная хозяйка, приобретя ныне горделивую осанку и плавность движений, принесла кувшин вина, подсела к столику напротив Сирано и наполнила две кружки, все время пристально вглядываясь в его лицо.
Извинившись, она на минуту исчезла, вернувшись с черной лентой в руках.
— Дозвольте мне приложить эту ленту к вашему высокому лбу, — вкрадчиво попросила она и, не дождавшись ответа, грациозным движением приставила ленту к его переносице чуть выше бровей. — Как я счастлива, дорогой мой господин! — воскликнула она, откидываясь назад и как бы любуясь гостем. — Наконец-то я вполне узнала вас! Святая дева, благодарю тебя! Если бы вы только догадались, как я переживала тогда за вас. Да и потом тревожилась, ничего о вас не зная. Я и мысли не допускала о вашей гибели. Все молилась, молилась! И вот дождалась-таки!
— Я, право, не знаю, сударыня, что вы имеете в виду… — пролепетал Сирано.
— Ба! — лихо подбоченилась хозяйка трактира. — Вы не знаете, что я имею в виду! Да хотя бы коней, которых я вам подменила, чтобы они унесли вас с приятелем подальше от гвардейской погони!
— Я все помню, сударыня, — опустив глаза, произнес Сирано. — Не считайте меня неблагодарным, мне просто не хотелось быть узнанным.
— Но почему, почему?! — обиженно прошептала хозяйка. — Разве я так уж состарилась?
— Вы прежняя мадонна для меня!
— Ах оставьте, — не без кокетства ответила привыкшая к ухаживаниям трактирщица. — Оказывается, он не изменился! Все такой же женский угодник!
— И снова понизив голос, спросила с заботой и укором: — Где вы были так долго?
— Очень далеко. За океаном, если не дальше. Но после возвращения я побывал в вашем заведении…
— Святая мадонна! Быть не может! Вы раните меня вот в эту грудь!
— Я не видел вас здесь, но мне показалось, что я видел кое-кого на баррикаде.
— Вот как? Вы тоже сражались вместе с народом?
— Я был среди парижан, оставив вместе с другом своих лошадей вашему хозяину.
— Он скончался, да примет господь его душу.
— Когда мы с другом забирали лошадей, вас тоже не было здесь.
— Ах, как рассказать вам, любезный гость мой! Он держал меня взаперти в чулане с самого «дня баррикад». Он хотел быть в стороне. Когда надо — с Фрондой, когда надо — с кардиналом. А я… я убегала через окошко в кладовке, чтобы петь с народом песни, верила, что народ скажет свое слово. Вы читали «Мазаринаду»?
— Не только читал.
— Как вас понять?
— Писал.
— Тсс! — испуганно приложила палец к губам трактирщица. — Я готова дать вам снова свежих коней.
— Милая мадонна! Мне ничто не грозит.
— Меня зовут Франсуаза.
— Прекрасное имя! Дочь Франции! Поверьте, великие ее художники станут изображать вас как символ родины, как образ Свободы!
— Я знаю уже, вы можете увлечь любую бедную женщину своими словами.
— Но я хотел бы совершенно обратного!
— Неужели вы как все мужчины! Говорят одно, а добиваются совсем другого!
— Я постараюсь объяснить, даже показать, — и Сирано коснулся спускавшихся на плечи локонов.
К счастью для него, его беседа с Франсуазой прервалась возвращением Пьера Ферма.
Благодушный, начавший полнеть, он вошел, отдуваясь от быстрой ходьбы. Привычно проведя рукой по своим тоже спадавшим на плечи волосам и кивнув Франсуазе, он с улыбкой подошел к Сирано.
— Рад приветствовать вас, дорогой друг. Простите, что заставил вас ждать.
— А как я рад приветствовать вас, метр Ферма, своего поручителя в известном вам деле!
— Судя по тому, что я слышал в замке герцога д'Ашперона, вы оправдываете мои ожидания и, надеюсь, не сожалеете о принятых на себя обязательствах.
И опять Сирано густо покраснел.
— Я сожалею лишь о том, что не застал вашего гостя, которому хотел бы выразить свое почтение.
— Профессора Гассенди?
— Моего учителя, метр.
— Я передам ему ваши слова не позже чем завтра, а сейчас предлагаю подняться ко мне. Вы не против, если госпожа Франсуаза принесет нам вина?
— С вашего позволения, метр, я откажусь. Госпожа Франсуаза уже угостила меня. А мне хочется сохранить для нашей беседы голову ясной.
С этими словами Сирано, покосившись на стойку, за которой стояла хозяйка, снял с головы парик, обнажив облысевший череп с лоснящейся кожей.