Длинный светлый деревянный мост показался вдали. Шоссе сворачивало на этот мост.
- Яжнай, а что я думаю... - сказала Чечек. - Сартак-Пай моста не сумел построить, а наши люди построили! Как же так? Разве наши люди сильнее, чем богатыри?
- Наверно, посильнее! - засмеялся Яжнай.
- Э, Яжнай, а Сартак-Пай умел молнии ловить!
- Вот редкость! А мы молнию не ловим? А что же у нас в электрических лампочках горит?
- О! Вот если бы Сартак-Пай встал из могилы, а тут уже и мосты построены!.. А он таких коней, как эта машина, делать не умел - правда, Яжнай?
Но Яжнай не слушал Чечек.
- Вот Усть-Сема, - сказал он, - гляди! Речка Сема впадает в Катунь. Видишь, какая вода темная?
Откуда-то с берега Семы сквозь сосновый лес вдруг долетели звуки пионерского горна. Замелькали белые домики.
Чечек высунулась из кабины:
- Что это там? Пионеры?
- Пионерский лагерь, - сказал шофер. - Пионеры из Горно-Алтайска живут.
Машина пролетела мимо. И снова горы, а за горами еще горы. Только уже не шумела около тракта Катунь - тракт ушел от нее в сторону. Лишь журчала узенькая, синяя с чернью речка Сема, то скрываясь в кустах, то снова сверкая на солнце.
Миновали Камлак - богатый колхоз, славившийся в округе своим крепким хозяйством и большой плантацией хмеля, приносящей тысячные доходы.
Миновали Мыюту, миновали Чергу. Это здесь, в Черге, школьники со своей учительницей Анастасией Петровной вырастили один из первых, один из лучших пришкольных яблоневых садов. Вот она, справа на бугре, эта школа; вот ее невысокая длинная крыша, и над ней, словно густое зеленое облако, широкие кроны сада...
От Черги дорога пошла все на подъем и на подъем. Тракт поднимался плавно и незаметно, но поднимался беспрерывно все выше и выше, сквозь зеленые луга и рощи хвойных деревьев.
Огромные стада овец, словно белые облака, медленно двигались по склонам гор. Иногда овцы спускались к самому тракту. И случалось, что какая-нибудь старая овца, ошеломленная видом машины, бросалась не помня себя через шоссе. И тогда полстада кидалось за ней, и все бежали, толкаясь, теснясь, и невозможно было прервать этот поток ошалевшей баранты. Шофер, ворча, останавливал машину и ждал, когда освободится дорога.
После Шебалина стали часто попадаться алтайские аилы. Чечек задумчиво глядела на них. То тут, то там стоит в долине одинокий шалаш, крытый корой лиственницы. В отверстие наверху идет дым. Иногда дверца приоткрывается, оттуда вылезают маленькие ребятишки и, кутаясь в овчинные шубейки, с любопытством глядят на идущую машину... Чечек становилось грустно: почему они живут еще в аилах, когда уже много людей на Алтае научились строить хорошие дома? Вот так живет и бабушка Тарынчак... Бабушка Тарынчак ни за что не идет жить в избу!
Дорога уходила все вдаль и все на подъем. Десятки километров пролетала машина, десятки и еще десятки... И лишь изредка встречались люди. Проедет верхом на лошади старая алтайка в овчинной шубе и с трубкой в зубах, и снова нет никого. Только стада овец и коров - огромные, бессчетные стада - проходят стороной и скрываются в тайге.
Несколько раз в пути менялась погода: то солнце светило, то брызгал дождь, оставляя на ветровом стекле бисерное покрывало. И чем выше поднимались в горы, тем становилось холоднее.
Яжнай достал из кузова шубейку Чечек и велел одеться. Ледяной ветер тянул с перевала. Моросил дождь. Угрюмо и неприветливо глядела тайга, низко повисло серое небо... Загудел и завыл ветер, посыпалась белая жесткая крупа... И сквозь летящую крупу над шоссе неожиданно поднялась широкая деревянная арка с надписью: "Семинский перевал".
- Вот как высоко забрались... - сказал Яжнай. - Чечек, у тебя в ушах давит?
- Немножко давит, - ответила Чечек, - и как-то все зевать хочется. А тебе?
- И мне тоже.
Из-под арки выехала встречная машина. Обе остановились. Шоферы оказались знакомыми, вышли покурить. Яжнай тоже подошел к ним. А Чечек, кутаясь в шубейку, выскочила из кабины посмотреть, какие цветы растут на Семинском перевале.
Тайга стояла тихая и неподвижная, сумрачно смотрели старые кедрачи. А луг был яркий и пестрый. Желтые и лиловые цветы неясно виднелись сквозь легкую белую метель.
Чечек отошла от дороги и радостно вскрикнула:
- Огоньки!
Это были ее любимые цветы - жаркие оранжевые огоньки. Чечек нарвала букетик и поскорее забралась в теплую кабину.
...После Семинского перевала начали спускаться. Понемногу миновали и снег и дождь. Начались крутые повороты. Шоссе петляло, чтобы смягчить крутой спуск. День понемножку угасал, наступал тихий, ясный холодный вечер. Горы расступились, в широкой долине показались крыши хороших, крепких построек.
Чечек протерла ладонью стекло и улыбнулась:
- Вот и домой приехали!
ДОМА
В стороне от центральных построек конного завода, у самого подножия горной гряды, виднелась длинная крыша большой конюшни: там стояли племенные жеребцы. Немного дальше расположился маленький поселок рабочих конного завода. В этом поселке жили и Торбогошевы.
Новенькие домики со светлыми окнами уютно примостились под высокой горой. Нежные пушистые лиственницы осеняли их крыши. Возле некоторых домиков, где-нибудь сбоку или На задворках, стояли старые аилы - корявые, уродливые шалаши, укрытые грубой корой... Рабочие-алтайцы переехали в новые дома, жили в них, но и аилов не бросали, не решались совсем отказаться от старого жилища. Летом ночевали там в прохладе, а зимой туда складывали какой-нибудь хозяйственный скарб.
Около дома Торбогошевых не было аила. Вместо него стоял новенький сарайчик с большим навесом, срубленный руками хозяина. А под окнами дома цвел палисадник, полный красных цветов марьина корня.
Уже вечерело, когда Чечек и Яжнай подошли к своему дому. Еще издали они услышали быстрый и звонкий говор своей матери.
Несколько женщин стояли у их крыльца, окружив мать, молодую круглолицую Баланку. Баланка держала в руках новенькую рубчатую, будто отлитую из серебра стиральную доску.
- Вот, вчера завхоз Петр Петрович привез из Горно-Алтайска! Ну что?.. Мне Анна Федоровна, наш профорг, говорит: "Ты возьми, Баланка, у меня доску, постирай попробуй!" Я взяла, попробовала - ай, хорошо! Совсем руки не болят. Гляжу, завхоз собирается в Горно-Алтайск. Я говорю своему Василю: "Василь, давай и мы купим доску?" А он говорит: "Давай купим". Вот и купили!