Женщины разглядывали доску, проводили пальцами по ее серебряным рубчикам:
- Ай, хороша!
- А как на ней стирать? - задумчиво сказала одна женщина. - Нам не суметь.
- Как это - не суметь? Вот еще! - возразила Баланка. - Это сначала так кажется, что не суметь! Кто захочет, так сумеет. А кто не захочет, никогда не сумеет. Вот хоть наша Эзе...
Смуглая узкоглазая Эзе лениво взглянула на Баланку:
- А что Эзе?
А вот то Эзе! Опять тебя вчера на собрании бранили. Почему вот у Ольги в избе чисто, у Тайчи чисто, у меня чисто, а у тебя грязно? Почему не моешь? Силы нету? Есть сила, ты молодая, здоровая! Не умеешь? А почему мы умеем? Тоже не в избах родились!..
Эзе слабо отмахнулась:
- А вам-то какая беда?
- "Какая беда"! - возмутилась Тайчи. - Разве нам это слушать каждый раз хорошо? Нам же за тебя совестно!..
- Эзен, эне! - звонко крикнула Чечек.
Все женщины разом обернулись, заулыбались смуглые лица, засветились глаза:
- Гости! Гости!
- Гости дорогие приехали!..
Баланка вся расцвела улыбкой и зарумянилась, как цветок марьина корня:
- Дети мои приехали!.. Сколько ждала! Что ж вы так долго, что так долго?.. - И, сунув на ступеньку крыльца свою новую доску, бросилась навстречу детям и обняла их обоих сразу. - Вот как долго не приезжали!..
Чечек первая вошла в дом.
Пахнуло свежестью чисто промытых полов и вечерней прохлады, льющейся в широко открытые окна.
Мать сейчас же собрала им пообедать. И Чечек, едва усевшись за стол, начала ей рассказывать, как жила в интернате, как сажали яблоньки, как Костина мать ее угощала лепешками, как Костя ее называл "бурундук", как она вступила в пионерский отряд и Костя стал ее звать Чечек и как они ходили с Костей на водопад, а кролики убежали...
Мать в конце концов, смеясь, зажала уши:
- Не могу все сразу слушать! Каждый день понемножку давай!..
А Яжнай сказал, покачав головой:
- Ну уж досталось, видно, Константину хлопот с этой болтуньей!
Яжнай стал расспрашивать мать о домашних делах, а она его - о Барнауле... Чечек посмотрела в окно, не идет ли отец. Включила радио - шла какая-то агротехническая передача. Потрогала цветы на окнах - ну, так и знала: опять поливать забывают! Полила цветы, достала свои куклы... Но тут же бросила их и побежала к отцу в конюшню, где он задавал лошадям корм. Отец очень обрадовался, увидев Чечек:
- Э, дочка приехала!.. И сынок приехал?.. Ученые люди приехали! Здравствуй, здравствуй, дочка!
Чечек принялась помогать отцу. Она таскала сено к денникам, но в денники входить боялась: жеребцы были строгие, беспокойные. Сейчас тут стояли только выездные и такие, которых обучали для бегов и скачек. Остальные ходили в тайге, с косяками маток.
Чечек поглядывала на лошадей сквозь деревянную решетку денника. Она узнавала их:
- А, это Инжир!.. Что, черный? Что, косматый? Как поживаешь?
Инжир глядел на нее огненным глазом из-под черной, как туча, косматой гривы.
- Отец, а ты не боишься? Гляди, он тебя зубом хватит!
- Не хватит, - спокойно отвечал отец, - лошадь никогда зря не хватит!
Чечек шла дальше. Вот темно-гнедой красавец Раскат. Ах, как умеет бегать этот Раскат, как он четко стучит копытами, а голову держит вверх и гриву гордо развевает по ветру!
Вот золотой кабардинец Богдыхан, нервный и тревожный. Он и в стойле не может стоять спокойно - переступает своими тонкими ногами и шевелит золотистыми ушами.
Вот молодой скакун Вальс. У него добрые, ясные глаза, и сам он весь словно бархатный. К нему Чечек, пожалуй, вошла бы, но он пуглив и сразу бьет копытом.
А вот еще одна скаковая лошадка - Кремень, ярко-рыжая, с белыми ножками. Чечек видела не раз, как Кремень берет препятствия и как тренер Николай Андреевич учит его ходить испанским шагом - вытягивая переднюю ногу. Это был шаг торжественный, церемониальный, но Кремень никак не мог научиться. А когда у него получалось, тренер давал ему сахару...
- Отец, а почему ты не боишься к ним входить? - спросила Чечек. - Я вот никаких лошадей не боюсь, а жеребцов боюсь - они злые! Смотри, смотри, как Богдыхан уши прижимает.
- Не боюсь я их потому, что они меня знают и я их знаю. Ведь к лошади тонкий подход нужен. К одной, например, надо войти, крикнуть на нее: "Стоять!" - она и замрет. Чувствует - хозяин пришел. А на другую так вот крикнешь - она повернется да и хватит тебя зубом. Значит, характер такой гордый. Ну, этой, может, надо сахару принести или овсеца. А третья любит ласку. Вот к Раскату войдешь и только скажешь ласково: "Раска-а-ат!" - и погладишь его, а уж он сейчас к тебе морду протянет и начнет тереться об руку или о плечо... Вот когда ты у меня будешь зоотехником или ветеринаром, то прежде каждую лошадь изучи и запомни: у этой такой характер, а у этой другой характер - ведь они у нас всякие бывают!
- Это Яжнай будет изучать... - тихо возразила Чечек.
В это время Яжнай вбежал в конюшню:
- Здравствуй, отец! Уже накормил? Ну, как лошади? Я дам овса Богдыхану... Смирно, Богдыхан! Ну!
Яжнай смело вошел в стойло к Богдыхану, который косился на него, прижав уши. Яжнай, не обращая внимания на его угрожающий взгляд, насыпал овса и положил руку на его крутую шею. Богдыхан затанцевал, но под рукой Яжная скоро притих и потянулся к овсу.
- Вот, дочка, видела?.. Яжнай будет хороший лошадник. Учись!
- Я не буду лошадником, - тихо сказала Чечек, - это Яжнай будет. А я - нет. Я буду совсем другое дело делать.
- О, совсем другое? А какое же это другое дело, дочка?
- Я буду сады сажать.
- Что?
- Я буду сады сажать, отец. Сады, сады! Я буду яблони сажать, чтобы у нас в горах тоже сладкие яблоки росли!..
Чечек в тот же день обежала весь поселок. Навестила соседей, повидалась с подружками, подралась с Петькой - ветеринаровым сыном: Петька щеголял перед ней на гнедом Ветерке и не дал прокатиться.
* * *
Пестрые, полные маленьких событий побежали дни. Чечек бегала вместе с Петькой и Катей, дочкой заведующего свинофермой, в дальние загоны, куда пригоняют на ночь свиней. Они смотрели, как шло по горам огромное стадо: и свиньи, и поросята, и большие свирепые хряки. Свиньи рыли землю, хрюкали, толкали друг друга толстыми боками...