При этом он отнял у своего ружья цевье, потом стволы. Провел языком по губам, приставил к ним ствол и издал такой сильный трубный звук, что похоже было на охотничий рог. Так повторил трижды: протяжно и требовательно. Это был наш условный сигнал опасности.
Плакун снова пытался угрожать ружьем, пробовал выехать из засидка, но Захар Макарыч, держа утку за лапки, замахивался на него и рыкал:
— Сиди!
— Сколько сидеть? — кричал тот.
— Цыц!
Вдруг Плакун шагнул в своей лодке, очутившись лицом к лицу с Захаром Макарычем, схватил его за грудки и, как хорек, накинулся, взвизгнув:
— Убью-у!
Я схватил его за руку, но он отмахнулся, отступив, а я чуть было не полетел в воду. Плакун оттолкнул наконец свой челнок, оторвавшись от нас.
Тогда я сказал:
— Плюнь, Захар Макарыч. Приедем домой, составим акт и передадим в суд.
— Суд на такую сумму не принимает, — зло усмехнулся Плакун, уже наладившись ускользнуть.
— Егерю передадим! — грозился я.
— С нашим удовольствием, — загадочно сказал Плакун и поехал.
Из протоки, широко взмахивая веслом, стоя в челноке, показался Алеша Русый. Он увидел всех нас троих, о чем-то, наверное, догадался и с ходу подошел к борту Захара Макарыча.
— Что за крик? — спросил он.
— Вот смотри. — Захар Макарыч показал утку и ткнул пальцем в сторону Плакуна.
Тот уже был метров за сто от нас. Но Алеша, взяв в руки утку, окликнул строго:
— Петька!
— А? — отозвался тот.
— Постой-ка.
Петька стал.
— Давай сюда, — позвал Алеша.
Петька, к моему удивлению, повернул назад и подъехал. Лицо его теперь уже было трусливое и жалкое.
— Ты? — спросил Алеша, протянув утку.
— Я ж… нечаянно, — съежился Плакун.
— Билет, — тем же спокойным тоном потребовал Алеша.
Плакун отдал охотничий билет без единого слова. Тогда Алеша взял Петьку за шиворот, как котенка, и, так придерживая, ударил его уткой по лицу. Потом еще раз. Плакун — ни слова, ни звука! Алеша — тоже. Так он огрел его раз пять-шесть и спросил:
— Будешь?
— Не буду…
— Не надо, Алеша… не бей! — просил Захар Макарыч. — Не надо.
Я взглянул в его сторону. Лицо его выражало жалость: он не мог смотреть, когда бьют человека. Впрочем, он так и дополнил:
— Человек же!
— Кто? Петька? Плакун чертов, вот он кто. — Алеша обратился наконец к Петьке: — Я бы тебе тут молотьбу устроил, если бы… не они. — Алеша указал в нашу сторону. — На билет, разнесчастный. — Алеша бросил ему в челнок билет и утку и добавил: — Брысь отсюда!
Плакун — ни слова. Он поехал и поехал себе, утираясь рукавом.
— А зачем же отдал билет и утку? — спросил я у Алеши.
— Длинное это дело: к егерю, потом акт, потом к областному инспектору, потом штраф… в один рубль. И — только. А так-то крепче и дельнее действует на Плакуна.
— Не надо бить, Алеша, — убеждал Захар Макарыч. — Да еще по лицу…
— А разве я его бил? Ничуть! Так просто: уточкой его, уточкой, похабника. Ни разу не прикоснулся кулаком, клянусь…
— А вдруг он да пожалуется на тебя в суд за побои? — спросил я.
— И не подумает. Я его характер знаю… Ведь совсем отучил от браконьерства, а вот опять… отрыжка образовалась. Теперь уж конец. Все. Плакун не убьет утку. Может, будет человеком.
В глухих камышах свои законы — Алеша знает их лучше меня. Когда он, например, обнаружит браконьерскую сеть на реке, то поступает очень просто: поднимает ее в средине, берет свой охотничий нож и перерезает пополам; иногда же вынимает при этом и замаскированный кол-притычку, чтобы половину сети снесло течением. Попробуй поставь еще раз! Там, где охотится Алеша, браконьеры чувствуют себя неудобно.
Эти мысли утешали меня, и хорошее настроение вернулось вновь.
Мы ехали друг за другом: впереди Алеша, за ним я, а последним Захар Макарыч. Чуть замедлив ход челнока, я подождал Захара Макарыча и спросил:
— Как они, цапли-то? Хороши!
— Точно! — воодушевился он. — А ты знаешь, что они говорят вдвоем между собой?
— Что?
— А вот расскажу сейчас. — Он крикнул: — Алеша! Обожди, что-то отмочу!
Тот остановился, и мы стали в протоке вплотную борт к борту. Закурили.
— Чего «отмочишь»? — спросил Алеша.
— А вот слушайте… Когда он парит над ней, она кричит: «Кар-рпо! Кар-рпо!» То есть Карпо, по имени. Тогда он садится к ней, танцует вокруг и ласкает так тихонько: «Мар-рфа! Мар-рфа!» А она ему: «Карпо, р-рыб-ки! Карпо, р-рыбки!» Он идет в обратный круг около нее и отвечает: «Р-рад, Мар-рфа! Р-рад, Мар-рфа!» И за рыбой — то-оп… то-оп… А когда несет рыбу-то, она так: «Кар-рпо, р-родной! Кар-рпо, раскр-расивый!» Он отдает ей подарочек и с приплясом так, весело: «Мар-рфа, р-рад! До гр-роба, Мар-рфа!»