— Ты что, Игнат? Или и эта работа не по нраву?
— А ты попробуй сам выгребать зерно из закрома.
— Знаю, пробовал не меньше тебя.
— Вот и хорошо.
— Что хорошо?
— Не буду выгребать зерно, — невозмутимо говорит Игнат, — пылища там, как в аду: дых сперло. И рука развилась. Давай другую работу.
— Тьфу! — плюет Пшеничкин. — Не дам никакой работы!
— Ну и ладно. Пойду домой.
Под общий смех Игнат медленно и лениво пошел домой, волоча за собой лопату.
— Дых сперло, — повторил он. — Я тоже человек, а не противогаз.
— Игнат Прокофьевич! — окликнул его Шуров.
— Ну? — обернулся тот.
— А кто же будет работать за тебя? Зерно-то надо выгребать?
— Надо.
— Весна дружная — через недельку-другую сеять будем. Семена для прогрева приготовить надо?
— Надо.
— Кто же будет работать? Ты не хочешь пыли. Другой не захочет…
— Да, да… Плохо, плохо…
Шуров спокойно убеждает:
— Может, сегодня поработаешь, а на завтра подумаем? Весна. Сев. Понимаешь?
Игнат медленно-медленно возвращается, глядя под ноги. Он нагнулся на проталине, внимательно посмотрел и вдруг торжественно заявил, показывая в двух пальцах сорванную зеленую травинку:
— Травинка! Снег еще не сошел, а травинка!
Все улыбаются: Игнат умеет «заговаривать зубы». Он принялся за работу, но работает «шаляй-валяй». Тося, указывая на Игната, спрашивает Пшеничкина:
— Он в вашей бригаде?
— Горе мне с ним! Ни на одной работе не удержишь.
Игнат прислушивается к их разговору, лениво шевеля лопатой. К нему подходит Никишка Болтушок:
— Товарищ Ушкин! Поскольку ты приступил к работе, постольку ты должон работать, а не шевелить лопатой, как вол хвостом. Что есть лопата? Лопата есть орудие для рук человеческих, которая может и должна оказать помощь в подготовке к нашей дорогой посевной кампании.
Игнат делает блаженное лицо, изображая, что он слушает знаменитого оратора. Он чуть приоткрыл рот, снял шапку, облокотился на лопату. Весь он — сплошная молчаливая ирония по отношению к Болтушку.
— Дорогой посевной кампании, — повторяет он за Болтушком.
— Товарищи женщины! — обращается Болтушок к работающим женщинам и развертывает блокнот, видимо, с намерением говорить «речь».
— Кто это? — спрашивает Тося.
— Никифор Пяткин, — отвечает Алеша.
— Никишка Болтушок, — поясняет Евсеич, появившийся снова невесть откуда. — Яйцо такое бывает бесполезное — болтушок.
— Товарищ Пяткин! — окликает Шуров, перебивая Болтушка.
— Некогда, — отвечает за Пяткина Игнат. — Сейчас «углублять» будет и «глянет внутрь».
Но Никишка услышал Шурова, оторвался от блокнота и произнес:
— Перервусь на несколько минут.
Никишка важно подходит к Шурову и другим:
— Агрономическому персоналу, борцам за семь-восемь миллиардов — пламенный привет! — говорит он серьезно, шмыгая конопатым, как перепелиное яичко, носом. — Какой вопрос будем дебатировать? — И бесцеремонно садится на штабель мешков, выше всех. Закуривает, сосредоточенно курит, сплевывая в сторону.
— Дело вот в чем, — говорит Шуров. — Забронированного к весне сена оказалось меньше, чем числится по сводкам. Вы были в комиссии по обмеру стогов. Не можете сказать мне данные обмера? Надо вновь подсчитать.
— Значит, дебатировать вопрос насчет сена. — Болтушок вздохнул, взялся двумя пальцами за подбородок, потупил взгляд в землю и продолжал: — Та-ак! Все эти вопросы мы с вами оследовать имеем полный цикл возможности, тем более, я, как член комиссии, имел присутствие при обмере и освещение вопроса могу произвести.
Тося и Пшеничкин, отвернувшись, фыркнули в ладони, глядя друг на друга. Евсеич, потряхивая кнутовищем, глядит то на кнут, то на Болтушка.
— Да не дебатировать нам надо, — говорит Шуров. — Есть ли у вас записи обмера?
— Как?..
— Записи обмера.
— Та-ак!.. Обмеры сдали в правление, а вопросительно качества — знаю, уточнить надо и согласовать надо… Надо на заседании правления — обсудить в корне…
— У меня дел много — некогда «дебатировать». Люди работают, а вы дебатировать собираетесь.
Болтушок обиделся. Морщинки на лбу прыгнули вниз. Игнат зашел позади штабеля, на котором сидит Болтушок.
— Не-ет! Пойдемте в правление, сядем честь по чести и продебатируем согласно формы. Что есть форма, товарищи!.. Не нами придумано — не нам и отдумывать назад. Мы должны со всей силой…
Но в этот момент Игнат вытащил мешок с противоположной стороны штабеля. Штабель развалился, и Болтушок, при последних словах, покатился вместе с мешками вниз.