— Да пойду. Пойду. Вот, видишь, встал. Вот, пошел.
Игнат вдруг поворачивается к Алеше.
— Подожди, балалайку-то оставлю. — Он возвращается, сует балалайку в окно и снова направляется к зернохранилищу. А на ходу говорит, обернувшись к Алеше: — Приехал бы раньше — я давно бы уже грузил.
— Не можешь ты без чужого пинка жить! — воскликнул Алеша и помчался из села.
Игнат помялся нерешительно: идти или подождать.
— Ну! — кричит на него Домна и берет в руки переломанную ручку от лопаты.
— Иду, иду, иду. — Он и вправду спешит к зернохранилищу.
Поле. Трактор ДТ-54 с двумя сеялками. Около сеялки хлопочут Шуров, Терентий Петрович и Костя. Лицо Шурова уже вымазано, руки в черноземе и автоле.
— Все готово, — говорит Шуров.
— Ну? Тронулись? — спрашивает у него Терентий Петрович.
— Чуть подождем.
— Почему? — недоумевает Терентий Петрович.
— Дождемся Самоварова. Приедет — слушаться меня с одного слова, уедет — слушаться с полслова.
Подходит Тося. Она слышит последнюю фразу и недоуменно смотрит на Шурова.
— Вы же говорили, что начнем сеять в первом поле?
— Там Самоваров запретил. Вы не знаете.
— Но вы же говорили…
— Едет! — объявил Костя, глядя из-под ладони.
— Едет! — подтвердил Терентий Петрович.
Подъезжает Самоваров. Болтушок за кучера. Самоваров, не слезая с тарантаса и не здороваясь:
— Во-от… Правильно. Тут и будете сеять. Сперва допашите весновспашку, а по ней — свеклу, значит. Все по плану.
— Как же так? — спрашивает Тося, — Свеклу по весновспашке? Это же — преступление!
— Что-о?! Я — преступление?
Подъезжает Пшеничкин Алеша на коне и с ходу горячо обращается к Самоварову:
— Не буду тут сеять свеклу: не взойдет она.
— Что-о? — спокойно спрашивает Самоваров. — Тебя убеждать надо или не надо?
— Не надо! — так же горячо отвечает Алеша.
— Настроил! — ехидно говорит Самоваров молчавшему Шурову. — Все настроил. Всех настроил… — Вдруг он вспылил: — Я из тебя дух вон!
— У вас, Прохор Палыч, есть человеческие слова или нет? — вспылила и Тося. — Вы обращаетесь, как… как… помещик! — почти выкрикнула она последнее слово.
— Ах ты!.. — Самоваров хотел сказать крепкое слово, но все-таки сдержался и произнес: — Практиканша! Алешку закрутила, под Шурова подкатываешь?! Валяй, валяй! Мы таких знаем немало, которые… того-этого.
— Не смейте оскорблять! — топнула ногой Тося, и у нее покатились слезы.
Шуров стал между Тосей и Самоваровым. Он весь подобран, но необычайное внутреннее волнение и ненависть выражаются у него в дрожании пальца руки, которую он заложил за спину и крепко прижал; лицо же спокойно, сосредоточенно.
— Характер у вас сильный! — обращается он к Самоварову. — Сказал — крышка!
Тося порывается возражать, но Терентий Петрович, внимательно следящий за каждым движением присутствующих, дернул ее вежливо за руку и глазами не одобрил порыва, будто говоря: дескать, разберись сначала.
— Я так: надумал — аминь! — говорит Самоваров и уже улыбается. — Я нутром отходчив, если не возражают.
— Давай, Костя. Будем сеять свеклу здесь, — говорит Шуров.
Тося почти с ненавистью смотрит на Шурова. Алеша всем видом протестует. Терентий Петрович хитренько говорит:
— Вот и слава богу! Помирились. Раз председатель сказал — все! Так и будет. — Но в голосе его звучит тончайшая ирония.
Прохор Палыч довольный отъезжает и скрывается из виду.
— Ну, теперь так, — обращается Шуров к Косте, — Возможно быстрее на пятое поле. Семена сложены там заранее. Горючее перевезет Петя Федотов.
Тося широко открытыми глазами смотрит на Шурова и произносит:
— Как же вы так?
— Иначе нельзя. Возражений он не принимает, а за урожай я отвечаю. Я не имею права ошибаться. — Последние слова он произносит твердо: он весь в этих словах.
— Перед народом отвечаем, — говорит Терентий Петрович. — Он сюда приедет через неделю, а мы уж к тому времени и отсеемся. Вот он план-то какой хороший… По-ехали-и! — Он было собрался дать сигнал рукой Косте, но встрепенулся и спросил у Шурова: — А не сыровато там будет, Петр Кузьмич?
— Если сыро — подождите.
Агрегат тронулся. Шуров говорит Тосе:
— Вам поручаю, Тося, до конца сева всю агротехнику в бригаде. Главное, выждать спелость почвы — не лезть в грязь. Агротехнике учитесь у ученых, а спокойствию — у Терентия Петровича.
— И у вас! — восхищенно говорит Тося.