— Кого там носит? — вопрошает Самоваров.
— Колхозник, — отвечает Попов, изменив голос.
— Время не знаешь? Придешь завтра, после пяти.
Попов тихо выходит, кланяясь Херувимову. После ухода Попова к Херувимову входит следователь, — юркий, узколицый молодой блондин, — с весьма толстым портфелем, и скороговоркой обращается к Херувимову:
— Здрс-с!.. Следователь. — Здороваются. — По делу Шурова. Где председатель?
Херувимов молча указывает пальцем на дверь.
В кабинете Самоварова. Самоваров трясет ладонь следователя:
— Ну вот! Во-от… Наконец-то!
— Прямо и — за дело. — Следователь разгружает портфель на стол, на стулья и с очень важным видом, не идущим к его комплекции, начинает следствие: — Итак, ваш материал подходит под действие статьи сто девятой, глава третья. Преступление по должности.
— Именно! — восклицает Самоваров. — Я и сам так думаю. Даже и крупнее бы ему статью надо: двести девятую ему!
— Нет такой статьи. На двести пятой кончается кодекс.
— А жалко. Ей-богу, жалко! Ну, валяй по сто девятой!
— Первым вызвать Хватова Григория Егоровича.
— Я! — отвечает молчавший до сих пор Хват.
— Прошу освободить комнату, — обращается следователь к Самоварову.
— Понимаю: закон! — улыбается Самоваров и выходит.
— Та-ак… Фамилия?
— Хватов!
— Имя и отчество?
— Григорий Егорович!
— Вы лично видели и можете подтвердить, что: а) по приказанию Шурова посеяли по непаханой; б) Шуров сам присутствовал при выполнении данного преступления другими лицами, подчиненными ему по должности?
Херувимов из соседней комнаты прислушивается к разговору. Качает головой. Ухмыляется.
Поле. Буйный овес. Попов, Шуров и Тося у овса.
— Хорош! — восхищается Попов. — Он самый?
— Тот, что по непаханой, — отвечает Шуров.
— Значит, ты вспахал глубоко под картофель в прошлом году?
— В позапрошлом — под зябь.
— А в этом году уже не пахал?
— Да.
— Ой, как это здорово! И засуха не повредила.
— Очень хорошо! — восхищается и Тося.
— Поклонница твоего метода? — спрашивает Попов, указывая на Тосю.
— Поклонница — это не то… — отвечает Шуров.
Тося смущена. Она вопросительно смотрит на Шурова.
— Ты, Шуров, сделай-ка докладик на партактиве о своем методе. А? — обращается Попов.
— С удовольствием, — соглашается Шуров.
Они идут по полю овса. Потом — среди пшеницы. Попов говорит:
— Мне еще надо увидеться с Пшеничкиным.
— А что у вас к нему?
— Заявление его у меня: просит отпустить учиться в институт. Он заочно окончил первый курс, а теперь хочет на очном. Что он за человек?
— Замечательный, — отвечают оба сразу.
И вдруг Шуров мрачнеет. Тося грустнеет. Оба молчат.
— Что с вами стряслось сразу? — удивляется Попов. — Или что с Пшеничкиным не так?
— Я… расскажу все. Потом. Его, кажется, надо оставить здесь. Кончит заочно.
— Ну, я что-то ничего не пойму, — говорит Попов.
Тося посмотрела на Петра Кузьмича и сказала:
— Я пойду… — и ушла.
Попов смотрит ей вслед удивленно. Шуров отвернулся.
Поле. У лесной полосы. Попов садится на траву и говорит:
— Садись, Петр Кузьмич, рассказывай.
Шуров садится рядом с Поповым и говорит:
— Алеша любит Тосю всем сердцем. Но хочет убежать от нее… Он жертвует собой ради одного человека.
— Кого? — настойчиво спрашивает Попов.
Шуров молчит, глядя перед собой.
— Ну, выкладывай. Тут судьба молодого коммуниста Пшеничкина.
— Он… — медленно говорит Шуров, — делает это ради меня.
— Ты любишь?
— Да.
— И оба хотите стать жертвой друг для друга?
— Я не имею права…
— Любить?
— Нет, разрушать чужую любовь.
— Да. Если они любят друг друга, то… — Попов задумывается. — Как должен поступить коммунист?. — спрашивает он не то у самого себя, не то у Шурова.
В хате Евсеича. Тося укладывает в чемодан вещи.
— Что же ты до сроку едешь? — спрашивает Марковна. — Говорила — до сентября, а сама целого месяца не дожила.
— Надо ехать, — говорит Тося. — Буду писать дипломную. Отзыв о практике попрошу выслать письмом. Я… обязана ехать.
— Да что ж такое стряслось-то, детка моя?
Входит Шуров. Тося не обернулась, но она почувствовала вошедшего и замерла с каким-то платьем в руке. Она рада приходу Шурова и не понимает цели его прихода, но какая-то затаенная надежда искрится и ее глазах.
Марковна выходит.
— Тося! — произносит Шуров.