— Нельзя.
— Нельзя, — подтверждает и Терентий Петрович, покачивая головой. — Ну пропиши, что сушь у нас стоит страшная. Но хлеба хорошие. Тут и ваше, мол, радение есть… Эх-хе-хе! Когда же дожди-то будут!
— «Бабушка моя Марковна посылает вам поклон. А Петр Кузьмич все по ночам сидит в правлении и пишет, а днем в поле. Только плохо ему: один он».
— Пропиши: жениться бы надо, — вставляет Терентий Петрович.
— Нельзя, — возражает Петя.
— Нельзя, — соглашается Терентий Петрович, так же покачивая головой. — Вот, бывало, мы женились — просто. Точно говорю — просто. Матвеевна! — обращается он к жене, которая вяжет чулок. — Как мы с тобой женились-то, помнишь?
— А как же, ты сперва подрался с моим батькой, а на другой день я к тебе и ушла.
— Ну, ну! — осаживает ее Терентий Петрович.
— А венчались-то уже недели через три.
— Да хватит! — перебивает Терентий Петрович.
— Чего хватит? Какой ты был, таким и остался. Чего хватит? — ворчит она. — Не перебивай Петю.
Утро. Почтовый ящик. Петя опускает письмо.
Город. Тося сидит на скамеечке в парке и читает письмо, быстро пробегая глазами.
«Только плохо ему: один он». Тося подпирает ладонями лицо и задумывается. Потом говорит:
— Какие там хорошие люди!.. А ехать нельзя… — Читает снова, но уже вслух: — «Гришку Хвата Петр Кузьмич прижал здорово, а чем это кончится, еще не знаем»… — Тося мрачнеет и снова задумывается.
Гришка Хват выглядывает из калитки своего дома. На улице пустынно. Он отворяет ворота и выводит под уздцы лошадь, запряженную в воз люцерны. У калитки всхлипывает Матильда. Гришка идет сбоку воза, оглядываясь по сторонам. Из куста сирени выглядывают Терентий Петрович и Петя. Терентий Петрович говорит восторженно:
— Дошел Кузьмич Хвата!
Из калитки вышла Настя Бокова. Она смотрит в упор на Хвата. Он не выдерживает ее взгляда и переходит на другую сторону воза. Но из-за углов хат смотрят на него несколько человек молодежи. Гришка пытается перейти на другую сторону воза, но частушка Насти хлестнула его.
Хват понял, что ему не уйти от этих презрительных взглядов. И он, опустив голову и понукая лошадь, даже не ударяет кнутом.
А поле торжествует! Хлеб шумит, шумит…
Комбайн убирает пшеницу. В кабине трактора Костя. За штурвалом комбайна молодой комбайнер, покрытый половой и пылью, в засаленном комбинезоне.
Игнат идет с палочкой вдоль покоса, навстречу комбайну. Он останавливается, поджидая комбайн. Подходит комбайн. Игнат входит на трап, постучал пальцами по огнетушителю, сходит с трапа вниз, забегает вперед комбайна, останавливается и поднимает руку. Комбайнер машет ему рукой и кричит:
— Сойди, говорю!
Костя грозит Игнату кулаком из дверцы и показывает жестом, как он раздавит его в лепешку.
Игнат стоит невозмутимо. Стал и весь агрегат. Комбайнер и Костя подбегают к Игнату, оба рослые, сильные. Комбайнер сует огромный гаечный ключ к носу Игната и кричит:
— Остановить агрегат — преступление! Ты понимаешь — хлеб!
Игнат садится на землю, опасаясь, что его столкнут с дороги. Он говорит:
— Садитесь!
Те оба дружно плюнули. Костя лезет в кабину и включает скорость. Трактор едет прямо на Игната.
Игнат лежит, опершись на локоть, и ковыряет соломинкой в зубах. Гусеницы едут на Игната и замирают в метре от него: агрегат стал. Игнат манит пальцем комбайнера.
— Все равно пойдешь. Через человека не поедешь.
Комбайнер и Костя подходят. Игнат говорит:
— Огнетушитель для чего? Для безопасности от огня. Видишь: сушь. Заряди!
— Да вечером. Вечером, говорю! Не могу допустить простой!
— Вода есть, заряды есть — заряди!
— В райком пожалуемся!
— Что-о-о? Да мне сам Иван Иванович Попов сказал: «Прижми комбайнеров! Распустились!» Как инструкция гласит? Без огнетушителя не смей косить! Вот как гласит инструкция. А ты? — Игнат встал, отряхиваясь. — Давай заряды. Умеешь?
— Учили… Знаю, — буркнул комбайнер.
Комбайнер и Костя спеша заряжают огнетушитель.
Игнат машет им фуражкой, уходя от комбайна.
Где-то вдали тревожный сигнал комбайна. Этот сигнал все беспокойнее и беспокойнее. Он тревожит, зовет на помощь. В этот жуткий звук вмешивается голос:
— Пожа-а-ар! Пожа-а-ар!!
Этот крик доносится до двора колхоза, где Гришка Хват складывает последний навильник люцерны. Над селом навис набат, и двор мгновенно опустел. Гришка стоит один. Лицо его вначале растерянно, затем он неожиданно для нас распрягает лошадь, хватает попавшуюся под руку косу и верхом скачет в поле.